***
Как только Жан зашел в трактир, то поневоле закашлялся и закрыл нос рукавом. Едкий и громкий запах жареного лука, идущий из кухни, был чуть ли не самым приятным ароматом, витающим в огромном зале. Развешенные под потолком охапки высушенных трав едва ли спасали дело, и крестьянин поспешно огляделся, в надежде как можно скорее покончить с делом и покинуть это злачное место.
Неподалеку от двери гоготало несколько вооруженных юнцов, слушающих про любовные похождения своего господина, который, судя по еле проклюнувшемуся пушку на покрасневших щеках, был старше их едва ли на пару лет. Чуть поодаль перебрасывались в кости – вокруг игроков сгрудилось не менее дюжины человек, издающих такие вопли, будто это они проиграли последний простак. За соседним столом худющая женщина с помятым лицом костерила храпевшего под скамьей мужика, безуспешно пытаясь поднять его на ноги, а вторил всей этой какофонии менестрель, задумчиво щиплющий струны небольшой лиры.
Но вниманием Жана завладел стол в самом дальнем углу, на который ему указал молчаливый трактирщик. За ним сидело трое: невысокий круглолицый парень, который что-то увлеченно рассказывал своим спутникам – мрачному юноше с обезображенным ухом и худой девушке со спадающей на грудь черной тугой косой. Подойдя поближе, Жан громко откашлялся, но, ни один из троицы не обратил на него ни малейшего внимания. Тогда он откашлялся еще раз и как можно громче произнес:
– Извиняйте, что мешаю…
Круглолицый замолчал и бросил на него недовольный взгляд.
– Чего тебе? – буркнул он.
– Я тут местных порасспрашивал, говорят вы мастера по всякой дряни… – Жан покосился на ножны с мечом, лежавшие на коленях у одноухого. – Чудищам да кудесию. А у нас в деревне как раз для таких работка есть.
Парень со шрамом переглянулся с друзьями и жестом пригласил Жана за стол, практически черный от грязи и сажи. Присев на самый краешек скамьи крестьянин заметил серебряный медальон в виде полумесяца сплетающегося с солнцем, поблескивающий на шее у девушки. Пробормотав несколько слов, он осенил себя полукругом и Посвященная ответила ему благосклонным кивком.
– Ты к нам помолиться подсел? – спросил круглолицый.
– Нет, господин, – Жан то клал руки на стол, то прятал их за спиной, не зная, куда их лучше деть. – В деревеньке нашей Крутой Ключ тварь какая-то по округе бродит… людей тащит. Сначала рыбаков несколько пропало – ну, мы подумали, что потонули они. Накеры то лишь на глубинке обитают, а у нас речка меленькая совсем, но течение опасное, всякое бывает, да и рыболюды сроду так далеко от морей не водились. Потом сосед мой пошел хворост собирать и домой не вернулся – на волков подумали, но среди люда уже слухи всякие пошли. А давеча вон паренек пропал – малой совсем, едва десятую осень встретил. Сынишка лесорубский. В подлесок играть пошел с другими детишками и не вернулся. Уж мы их ругаем, чтоб одни не шастали, да что…
– Ближе к делу, – перебил его одноухий.
– Ага… так вот, – Жан с шумом сглотнул и откашлялся. – Прибегают значится дети в деревню и кричат – дескать, Мишель в кусты забрел, а дальше визг дикий и… Мы потом место то отыскали – но мальчонки ни следа. Только лужа крови да башмачок… В общем, лесник топор взял, сына своего искать пошел да и сгинул тоже. А я слышал, давеча какая-то троица горга в округе прибила. Вот я вас кое-как и отыскал.
– Что за тварь? – спросил одноухий, отставив кружку.
– Уж это не знаю, – крестьянин развел руками. – Сначала думали грюла, но старики наши сказали, что у нас в округе их сто лет уж не видали. Может оборотень какой, аль волколак…
– А что если это и впрямь волки? Или медведь? – вмешалась в разговор девушка.
– Если бы, сестра… Мы сначала сами решили твари бой дать. Мотыги с топорищами взяли да пошли по следу Реми – это лесоруб наш, значит – и набрели на пещеру одну… Перед ней костей – гора, а из самого хода рев раздался как сотня быков. Драпали мы оттуда, – Жан смущенно откашлялся, но никто из троих даже не улыбнулся. – Вот мы совет взяли и решили… Мечей то теперь нет почти, и они в основном знатным господинам помощники, а если и помогут, то ждать их мочи нет – вдруг еще кого-то тварина загрызет…
– Сколько? – произнес круглолицый. В ответ на недоуменный взгляд крестьянина он дополнил свои слова красноречивым жестом, потерев друг о друга большой и указательный пальцы.
– Это вам лучше со старостой нашим говорить, господин. Но наградой не обидим, вы не думайте. Деревня у нас пусть не самая большая, но цветем, как говорится.
Обменявшись взглядами с друзьями, одноухий крикнул трактирщика и повернул голову к крестьянину.
– Ладно, где твоя деревня?
– По восточному тракту до леса пару лиг, его обогнуть – и по полю, там одна дорога, прямо к деревне и выведет. Если сейчас выйдем, то до темноты доберемся.
– Мы приедем утром, может быть к полудню, – произнес круглолицый и, поморщившись, повернул голову к девушке. – У меня на пятках такие мозоли, что скоро без сапог смогу шландать.
– Жаль не на языке, – заметила девушка.
В ответ на ее замечание круглолицый и одноухий дружно заржали, припав к кружкам. Не совсем понимая их веселье – как-никак, говорили они все ж о серьезном деле – Жан оглядел всех троих и озабоченно произнес:
– Но господин, а вдруг…
– Мы все равно не станем охотиться на тварь ночью, – пожал плечами одноухий. – Передай в деревне – пусть ждут нас завтра.
– И монеты приготовьте заранее, – добавил круглолицый. – Будь уверен – считать мы умеем, и медь от серебра отличим.
Жан пробормотал слова благодарности, кинул последний взгляд на медальон девушки и неловко выскользнул из-за стола. Покинув трактир и сняв лошадь с перевязи, Жан поспешил домой, подгоняя худосочную кобылу и надеясь вернуться в деревню до полуночи, все еще произнося под себя молитвы.