Элизабет считала эту поездку очередной попыткой помириться с сыном; но ни она, ни остальные не догадывались о том, что у Зеба была еще одна задумка. Начальство приказало ему отдохнуть, причем как можно дальше от хьюстонской Лаборатории реактивного движения при Калифорнийском политехническом институте и новенькой Обсерватории и центра управления полетами в Лагуна-Нигел.
Там у него была собственная лаборатория. После последнего полета он повесил свой скафандр на гвоздь. С наступлением сентября его ждало возвращение в Калифорнию, а заодно с ним фанфары, интервью и гулянки. Все подбадривали его – ему досталась должность специалиста по космическим программам здесь, на Земле. В его распоряжении был солидный бюджет, лично им отобранная команда – и ворох надежд. США собирались отправить спутник на Марс, и Зебу предстояло возглавить процесс расшифровки получаемых фотоснимков – да и не только их.
Но до этого оставалось по крайней мере три месяца.
Сейчас же мысли Зеба были заняты совершенно другим. Каждую ночь она приходила к нему во сне. Он видел отблески солнца на ее золотистых волосах, нежную улыбку на губах, свет в ее голубых глазах, ощущал в своей руке тепло ее маленькой ладони, пока они вдвоем карабкались на самый верх крыши. В этих снах Румер по-прежнему оставалась его лучшим другом; тогда она еще не знала, что он предаст ее.
– Ты глухой, что ли? – спросил он Майкла.
Ответа не последовало. Зеб подумал о времени, проведенном в космосе, где с коллегами его связывали наушники и микрофон, и о том, как они болтали, вращаясь по околоземной орбите. Им было что обсудить – научные наблюдения, философию, старые байки, первую любовь. Он живо представил, каково бы это было снова оказаться на высоте в несколько сотен миль, общаться с друзьями и разглядывать эту длинную темную дорогу, что протянулась от моря до моря. Товарищество там, наверху, чем-то напоминало ему давнюю близость с Румер.
– От моря до сияющего океана, – громко сказал он. Но что, если было уже слишком поздно? И как можно было определить это «слишком поздно»? Он вспоминал свое детство и счастливые дни на Мысе Хаббарда. Мама всегда была рядом с ним, так же как и миссис Ларкин. Они ходили с детьми на пикники, брали их с собой на природу, катали на лодках к острову Галл-Айленд: Зеб жалел, что все это прошло мимо Майкла, но, к сожалению, Элизабет не захотела быть похожей на свою мать.
– Простые радости жизни – это для простаков, – смеясь, отвечала она, держа в руке фужер с мартини. – Вроде моей сестры. – И думая о ее сестре, Зеб чувствовал дрожь, пробиравшую его до костей.
Элизабет никогда не отрицала, что карьера была для нее на первом месте.
Зеб всегда был рядом с ней, особенно в те трудные годы перед их разводом, еще до того как Элизабет стала пациенткой «Центра Бетти Форд». Забавно, но стоило ей завязать со спиртным, как он почти перестал видеться с сыном. В Элизабет словно пробудилось чувство ответственности, и с тех пор она частенько брала Майкла с собой на натурные съемки.
Из-за всех этих поворотов судьбы Зеб редко встречался с сыном. Конечно, у него был домик на пляже в Дана-Пойнт, но разве он мог сравниться со съемочными площадками на Фиджи или в Париже? Чтобы наверстать упущенное в НАСА, Зеб посвятил все свое время занятиям на тренажере, после чего был назначен ответственным за рутинную, но трудоемкую процедуру выведения в космос полезной нагрузки. Работа помогла ему пережить разлуку с Майклом, но она же мешала их отношениям развиваться.
Поглядев на Майкла, Зеб тяжко вздохнул. Он вырос и очень изменился; Зебу казалось, что он отвернулся лишь на минуту, но умудрился за эту минуту пропустить всю жизнь своего сына. Сначала они с Элизабет проводили уик-энды с Майклом по очереди.