Но дабы всё прошло без сучка, без задоринки для начала требовалось осмотреться на месте, этим ирландец и решил заняться. Только заскочил сначала домой.
Игорный дом «Три листка» занимал трёхэтажный каменный особняк на китайской стороне Максвелл-стрит. Максвелл-стрит — так называли улицу люди с противоположной стороны; как называли её выходцы из Поднебесной, никого никогда не интересовало.
Особняк был добротный и стоял наособицу от ближайших домов, поэтому злоумышленники не могли перебраться на него с крыш соседних строений. Задний двор был обнесен высоким забором с загнутыми наружу пиками, окна первого этажа закрыли решётками. Сами рамы сняли из-за летней жары, и лёгкие занавески слабо колыхались под лёгкими дуновениями раскаленного воздуха.
Шон Линч перешёл через затянутую дымом улицу, едва не угодив при этом под копыта лошадей. На крики возницы почтовой кареты ирландец не обратил никакого внимания, как не обратил внимания на разгоревшуюся неподалёку свару. Все его мысли занимало предстоящее дело.
У крыльца игорного дома убийца стянул с головы картуз и убрал его в пухлый саквояж, который захватил с собой из дома. Пройти через вышибал на входе проблемой не стало, Линч просто подбросил на ладони стопку пятифранковых монет, и громилы расступились в стороны, освобождая проход.
Шагнув через порог, Шон Линч сразу достал из кармана футляр с очками, но только нацепил их на нос и быстро снял. С момента последнего визита в «Три листка» газовые рожки заменили электрическими лампами, и от яркого освещения невыносимо заломило глаза.
Ирландец выставил саквояж на журнальный столик, щёлкнул латунной застёжкой и вынул из бокового кармашка пустое пенсне. Тонкие пальцы пробежались по линзам алхимического стекла, выбрали нужную, воткнули в оправу. Электрический свет враз перестал резать глаз, теперь раздражал лишь переизбыток красного в интерьере. Но возиться со светофильтрами, рискуя привлечь к себе внимание, Линч не стал, и прошёл в игорный зал.
До вечера было ещё далеко, и всё же игроков за столами оказалось совсем не мало. Рулетку оккупировали несколько невысоких желтолицых китайцев, напыщенных и важных, двое невесть что позабывших здесь мавров и компания подвыпивших парней неопределённого рода деятельности.
Ставка обернулась проигрышем десяти франков, но Линч этому нисколько не расстроился и перешёл в карточный зал. Там-то он и увидел клетчатый пиджак.
Кирпично-оранжевый с красным он висел на спинке стула, а крепкого сложения господин средних лет в столь же пёстрой жилетке и сиреневой сорочке с закатанными рукавами выстраивал перед собой аккуратные стопки фишек. Тут же лежали банкноты и монеты. Играли в покер.
Один охранников стоял за спиной нанимателя, второй подпирал плечом стену и внимательно наблюдал за входной дверью, последний из троицы телохранителей сидел в дальнем углу, на коленях его лежала газета, и загнувшийся краешек листа открывал ствол пистолета.
Линч не собирался рисковать и действовать наобум, он со спокойной улыбкой занял место на противоположной стороне стола и какое-то время потихоньку спускал деньги, а когда Смит закончил игру и поднялся со стула, быстро поднёс к лицу заранее приготовленную линзу. Глаз немедленно наполнился слёзами, но надпись на бирке клетчатого пиджака ирландец разглядел.
«Галахам и сыновья, Нью-Йорк», — а большего ему и не требовалось. Впрочем, если разобраться, Линчу не требовалось даже этого, он просто привык действовать наверняка.
Клетчатые пиджак и жилетка в тон — этого будет достаточно при любом раскладе.
Смит ушёл; ирландец тоже задерживаться за столом не стал. Он успел увидеть, как англичанин в сопровождении охранников поднимается по центральной лестнице на второй этаж, и без лишней спешки прошёлся по коридору, внимательно поглядывая по сторонам.
Подходящее место Линч заметил почти сразу. Его внимание привлекла небольшая ниша с креслом на полпути от входной двери. Там ирландец развернулся и, считая про себя шаги, вернулся к лестнице. Тридцать девять шагов по прямой — дистанция показалась ему вполне приемлемой.
После этого ирландец отправился в бар и попросил налить джин-тоника, сделал небольшой глоток и вернулся обратно в коридор. Проходя мимо лестницы, Линч незаметно сунул за перетянувший портьеру золочёный шнур синенькую пятифранковую банкноту с Александрой Вольтой, дошёл до ранее примеченного кресла и уселся в него, устроив саквояж на коленях. Бокал с коктейлем поставил на подлокотник.
Когда мимо прошёл подвыпивший военный моряк в обнимку с девицей лёгкого поведения, Линч быстро огляделся и достал из саквояжа сразу три линзы. Через одну заткнутая за шнур банкнота показалась сиреневой, каковой она и смотрелась на багряном фоне портьеры, через вторую — серой, последняя убийцу так же не удовлетворила. Цвет бордовой драпировки через неё показался слишком насыщенным, он забивал собой все остальные оттенки. Линч вытащил очередной набор стёкол; не вызвало нареканий лишь шестое стекло. На всякий случай ирландец проверил ещё четыре, прежде чем убедился, что лучшего результата уже не достичь, и сунул линзы обратно в саквояж.
После этого Линч допил коктейль, позволил грудастой разносчице с неприлично глубоким декольте забрать бокал, выдернул из-за шнура пятифранковую банкноту и покинул игорный дом. Всё что требовалось для дела, он уже узнал.
Задерживаться в китайском квартале Шон Линч не стал, сразу спустился в подземку, запрыгнул в вагон с нещадно дымившим паровозом и покатил на площадь Лодыгина, где, насколько он помнил, располагалось ближайшее отделение суконной конторы Пантелеева.
В отличие от многих соотечественников русский приказчик разговаривал не только на родном языке, он выслушал заказчика и сразу провёл его в угол с рулонами английской клетчатой ткани всевозможных тонов и расцветок.
— Выбирайте, — обвёл продавец рукой товары, — у нас самый широкий в городе ассортимент. Ваш Галахам не найдёт ткань лучше!
Ирландец внимательно изучил материал и попросил отпустить отрез.
— Покажу заказчику, — пояснил Шон Линч, доставая бумажник.
Кирпично-жёлтая и красная клетка соответствовала расцветкам пиджака Смита целиком и полностью. В том, что касалось цветов, ирландец не ошибался никогда; это было одним из проявлений его таланта сиятельного.
Получив образец нужной материи, убийца покинул лавку и досадливо поморщился, когда лучи начавшего клониться к закату солнца посветили прямо в глаза. Пришлось достать из саквояжа очки с затемненными линзами.
Домой Линч отправился пешком, благо жил неподалёку: на самой границе беспокойного района, заселённого выходцами из Восточной Европы — поляками и русскими, и «зелёного» квартала, где проживали преимущественно ирландцы.
Окон в длинном полуподвальном помещении, которое снимал Линч, не было. Он самолично забил их досками, предварительно натолкав к рамам старого тряпья. Лишнего шума он не любил, а естественному освещению предпочитал тёплое мерцание газовых рожков.
Задвинув засов, ирландец с облегчением ослабил шейный платок, напился воды из кувшина со сколотой эмалью и отпер хитрый врезной замок кладовки. Не без труда он выволок оттуда фанерный чемодан, осторожно уложил его на стол и откинул крышку. Внутри оказалось три обтянутых бархатом поддона с ровными рядами линз алхимического стекла, отсортированных по диоптриям и цветам.
Шон Линч закрепил на дощатой перегородке отрез клетчатой ткани, отсчитал тридцать девять шагов, выставил на нужное место табурет и нацепил на нос очки, но не простые, а с хитрыми окулярами, в каждый из которых при желании можно было поместить сразу несколько стёкол.
Для начала убийца нивелировал разницу в освещении, вставив в окуляры линзу, через которую разглядывал пятифранковую банкноту. Свет газовых рожков сразу приобрёл явственный голубоватый оттенок, а кирпично-жёлтая и красная клетка отреза стала казаться ещё более вызывающе яркой.