Хрупкие слова женского рода - Ганин Константин

«Весенняя иллюзия»

Замерев в вагонной пробке,

Ты провалишься в молчанье:

"Почему шальное счастье, 

Так неверно и случайно?"

Ты тайком пройдешь по мыслям,

Перемериешь желанья.

На лице цветёт улыбка –

Отраженье ожиданья.

Замечтавшись до безумства,

Вылетаешь из пространства.

Ты спасаешься от чувства

Полусонного фриланса.

Ты бежишь, чтобы укрыться,

От сомнений откреститься.

Если ноги не устанут,

Может что-то получиться.

«Боже мой, ведь я его совершенно не знаю», – застонала мысль в её голове. Мозг снова принялся складывать факты и додумки. Кадры мелькали, а она листала вешалки с платьями. Путалась в малом пространстве между дверок бельевого шкафа. «Что я делаю? Куда я собираюсь?» На секунду она застыла. Судорожно сжала плечико вешалки с неуместным легким платьем в цветочек. Принялась перебирать в голове возможные варианты встречи и шансы отказаться от нее. «Я уже написала, что приду. Ну и что? Скажу, что подруга пришла. А вдруг он обидится? Вдруг больше не позвонит? Да что я трушу-то? Взрослая баба, а всё как девочка. Сказала – пойду. Что будет, то и будет… Да чем меня вообще можно уже напугать-то?». Хмыкнув на этой мысли, она засмеялась в голос. Спохватилась и оглянулась на дверь. Там отдыхала мама. Руки опять побежали по вешалкам. Наконец кураж от собственной смелости окреп, и дверки шкафа решительно захлопнулись. «Да кто ты такой, вообще? Что я перед тобой выделываюсь?» Заявив в себе эту драматичную решительность, она сделала два шага в сторону, выдвинула ящик старого бабушкиного комода. Выкинула из него на кровать потёртые джинсы и любимую кофту цвета морской волны – теплую, уютную и привычную. Самообман складывался. За решительным скрывалась банальная женская хитрость. Она знала, как идет ей этот незамысловатый наряд.

Прихожая, пудра, губнушка. «Что там у нас с глазами? Господи, ни малейшего шанса нарисовать что-либо приличное за оставшееся время. Тонем, милая, тонем!». Зажмуриться. Потом взгляд в потолок и… медленно, не касаясь им зеркала, вокруг и к двери. Ключи. «Мама, я ушла!»

Она кляла себя за то, что согласилась на это внезапное свидание. За то, что не дала себе чуть больше времени. Она кляла его – за прямоту и настойчивость. Его – за… но как он на неё смотрел. Там, посреди улицы, когда они буквально столкнулись лбами. «Господи, да что же со мной происходит? Дать свой номер после трех слов с незнакомцем». Её лицо полыхнуло красным. Вспышка потерялась и сошла в темноте лестничного пролета. «Ужас, я же даже лица его не помню». В голове в ритме лестничных поворотов крутился калейдоскоп утренней встречи: лужи по пути к дому; промокшие туфли; капли дождя, пробивающие ткань на легких брюках; сцепившиеся зонты; ясная, открытая по-мальчишечьи улыбка на грубоватом мужском лице. И морщинки, и взгляд восторга. Внезапного, неожиданного и искреннего.

Лестница иссякла. С тихим писком домофон выпустил её в весну. Там принял прохладный вечер. Влажный покой, пропитанный свежестью недавнего дождя. Аромат старой акации, снова надумавшей цвести. «Ш-ш-ш-ш». Мокрый шелест от колес проехавшей в отдалении машины добавил глубины и перспективы. Увёл за кусочек пространства, освещённого подъездным фонарем и окнами. Где-то раздался смех, расширяющий пространство улицы в противоположном направлении. «И в какую сторону идти? – напомнила о себе недавняя паника, пока она шла от подъезда к дороге. – А, всё равно. От людей». Не останавливаясь, но сбавив шаг, она пошла туда, где кончался свет. Изящно, не спеша. Туда, где с каждым шагом всё отчетливее и отчетливее различался одинокий силуэт ждущего мужчины.

«Я ему скажу», – начала думать она, но сразу, с ходу чуть было не угодила в его объятия. Этого незнакомого, но почему-то нечужого человека. Его попытка принять её тут же, как близкую и давно ожидаемую, была так естественна и порывиста, что не возникло негодования. Она перехватила его руку. Мягко обошла его, легко и текуче уходя от объятий. Увлекла за собой в темноту улицы. От окон, от людей. И весенний аромат, умножаемый темнотой, стирал мысли и сомнения. И ей совсем не хотелось отпускать его уютную, сухую ладонь. И ей захотелось к нему прижаться, и она не стала себе сопротивляться. Она шла, обхватив обеими руками его сильную руку, чувствуя щекой его плечо. «Боже мой, что я делаю? Я ведь его не знаю». Но она оказалась не в силах сделать иначе. Она шла рядом с незнакомым и непонятно близким ей мужчиной, ей было хорошо. Ей было спокойно.

Внезапно и резко она обогнала его на полшага и остановила. Всем телом развернулась к нему. Она вглядывалась в его глаза, она считывала его улыбку. Она читала движения его пальцев на её ладони. «Кто ты?»– выдохнула она, – «Ну скажи, кто ты?» Притянутый её взглядом, он приблизился. Глаза стали безразмерными, бездонными. Губ коснулся поцелуй. Она увернулась, а он продолжил движение мимо её лица. Его губы оставили сухой след на её щеке, и она отчаянно и сладко вжалась лицом в его грудь. Растворяясь в нем, она безмолвно кричала: «Кто ты?! Кто ты?!». Она вдыхала вечернюю свежесть через ткань его куртки. Как не важен был сейчас для неё ответ на этот бесконечный вопрос. Вопрос, на который люди не находят ответа после десятилетий совместной жизни. Вопрос, отсутствие ответа на который не помешает ей чувствовать себя желанной женщиной в объятиях желанного мужчины.

Воздуха становилось всё меньше. Она начала задыхаться. И.…, очнулась. Обнаружила себя, уткнувшейся лицом в подушку. Обхватившей её руками. Руками, скрытыми под тканью любимой кофты цвета морской волны. Маятник часов сухим «Так-так» отрезал куски оставшегося до утра времени. Сон отпускал и ошметки реальности падали на нее. Возвращалось чувство одиночества и недовольства собой. «Ведь я же могла быть вчера счастливой. Ну почему я пошла в другую сторону? Зачем я сбежала? Почему я не взяла трубку, когда он перезвонил снова?». Она уткнулась лицом в ткань наволочки. Ей вернулся украденный у него аромат пудры и вечерних духов. Почему-то стало жалко их, потраченных напрасно. Она заплакала, спасая себя в слезах. Отпустила от себя в ночь чудесную иллюзию весеннего сна.

«Нить мечты»

Передари ту мечту –

Мыслить вольно.

Слышишь, ветер?

К тебе обращаюсь.

Передари. Я зачту.

Нет, не больно,

Бей по рёбрам

И рви, не раскаюсь.

Перебери мою грудь.

Вынь все угли.

Видишь, тлеют?

Не греют, не гаснут.

Ты их дыханьем спрессуй,

Вылей пули,

Чтоб как ядом

Мечтой пропитались.

Ты разбросай, разнеси

В мозг их, в души.

Слышишь, ветер?

Посей эту смуту.

Пустая грудь – то твоё.

Жажда сушит.

Вой в ней, ветер,

Найди там душу.

Ночь была чудесно звездная и по-весеннему прохладная. Я сидел, завернувшись в одеяло, на деревянной ступеньке крыльца своей дачи. Весь мир аккомпанировал моему сонному настроению тихим ночным шумом загородного поселка, ещё не забитого гоготом и музыкой гостей выходного дня. А, может, уже не забитого? Или ещё? Мозг, измученный несколькими часами бессонницы, начал анализировать рожденные качели между «ещё» и «уже». «Будь неладна эта среда. Ни туда, ни сюда», – оборвал я свои изыскания. Растер ладонями измятое подушкой лицо. Одеяло тут же уловило момент и сползло с плеч. Вечерней прохладе открылось вспотевшее в духоте спальни тело. Я поспешно пресек этот демарш постельного белья. Закутался снова и весь – с шеей и с руками. Да что там, практически по глаза ушел под одеяло. Стало ещё уютнее, чем было.