– Ну-ну, – одобрительно сказал Ангел и улегся на свое место.
Он вооружился очками и стал проглядывать «Московский комсомолец».
А В.В. пил чай, смотрел в ночную черноту за окном и думал: «...встретит меня внучка Катерина или нет?.. Наверное, встретит... Катька – существо умненькое, хитренькое и горячо любимое нами. Мы ее, конечно, немного придумали для себя, но... Кто не сочиняет для себя любимых, пусть первый бросит в меня камень!»
– А сколько лет вашей внучке, Владим Владимыч? – спросил Ангел.
– А откуда это вы знаете, что у меня есть внучка?
– Но вы же только что о ней думали, – пожал плечами Ангел.
– Восемнадцать, – напряженно ответил В.В.
– Чего это вы так вдруг насторожились, словно я пытаюсь посягнуть на честь вашей внучки Кати? – удивился Ангел.
– Ах, вам даже известно, что ее зовут Катя?
– Естественно.
– Боюсь, что разочарую вас – наша Катя давно и совершенно самостоятельно распоряжается своей «честью». Поэтому меня уже ничего напугать не может! И вообще, давайте сменим тему. Вот объясните мне, старому, ни во что не верующему сочинителю: почему это вы – Ангел – поездами ездите? Куда же девался старый, добрый ангельский способ передвижения? Так сказать, «по небу полуночи ангел летел...», а? И кстати, где ваши крылья, Ангел?
Ангел мягко улыбнулся, поднял очки на лоб, повернулся к В.В.:
– Ну прямо как в записных книжках Ильфа: «... Где же твои крылья? – У меня отобрали крылья...» Так вот, Владим Владимыч, крыльев я был лишен много лет тому назад. Как вы сами изволили выразиться, именно в «щенячье-ангельском возрасте».
В.В. откровенно зевнул. Спросил без малейшего интереса:
– За что крылышки-то отобрали? За неуспеваемость?
– Да нет. Там историйка была позабавнее. Если хотите – могу поведать. Вдруг вам пригодится? Как литератору...
– О, черт вас подери!.. – в отчаянии воскликнул В.В.
– Вот это уже совсем ни к чему, – строго сказал Ангел.
– Простите... Но если бы вы знали, Ангел, сколько раз в своей литераторской жизни я слышал эту фразу!.. Почему-то все свято убеждены, что их существование в этом мире – уникально и требует немедленного отражения в любой форме изящной словесности! И когда им случайно встречается какой-нибудь писатель, сценарист или журналист...
– О Боже!.. Ну, не хотите – не слушайте, – досадливо сказал Ангел.
– Я не о конкретном случае, я – вообще. Знаете, откуда это? Еще из советских времен, когда с экранов и театральных сцен мудрые седоусые рабочие учили уму-разуму главных инженеров, а деревенские дедушки в лапоточках балагурили философскими сентенциями... Вколотили в головы совбедолагам, что «искусство всегда в долгу перед народом». Бросили эту тухлую косточку двухсотмиллионной толпе своих граждан в компенсацию за все их унижение и бесправие, а эта несчастная толпа взялась всерьез эту косточку мусолить. Господи!.. Сколько же поколений должно прожить Свою Жизнь, чтобы окончательно избавиться от этой вонючей и лживой шелупони?!
– Минимум – три, – тихо сказал Ангел. – Одно уже выросло. Осталось два. Но я и не пытался всучивать вам сюжетец, Владимир Владимирович. Мне просто причудилось, что вам это может показаться любопытным.
– Простите меня, Ангел! Извините меня – старого и подозрительного дурака...
– Что вы, что вы, Владим Владимыч! – Ангел озабоченно посмотрел на свои модные и очень дорогие часы. – Батюшки, и вправду – поздно-то как! Спать, спать, спать! Недосып вреден в любом возрасте. А то завтра утром на перроне ваша внучка Катя может вас и не узнать.
– Ну уж дудки! Валяйте свою историю, Ангел. Только я прилягу, с вашего разрешения, – решительно возразил В.В.
– Конечно, конечно. Ложитесь и, мало того, выключите над собой свет и прикройте глаза. О’кей?
В.В. улегся, погасил ночник и рассмеялся:
– О’кей, о’кей, Ангел! – и прикрыл глаза.