— И чем это дело для вас закончилось?
— Илипой, досточтимый. Поставили нас вместе с ливицйами, ну и вляпались мы вместе с ними в окружение — толку-то от этих дурацких сарисс, когда с фронта тебя никто не атакует, а только обстреливают, а атакуют с флангов и тыла? Ну, мы-то в глубине строя оказались, так что под эти атаки не попали, но от обстрела навесом досталось и нам. Убил бы собственными руками того, кто придумал, будто бы поднятые вверх копья защищают от обстрела! Никто не пробовал защищаться от дождя решетом?
— И как вы тогда выкрутились?
— Ну, когда стало ясно, что фаланге конец — дураки мы, что ли, стоять и гибнуть как бараны? Разобрали сариссы, их тупые половины бросили под ноги, а дурака лохагоса угомонили фалькатой в бок. Половинками сарисс — с нормальное копьё величиной — нам и действовать было ловчее. Атаковали сами тех, кто нападал с тыла, потеряли многих, но и вырвались из окружения, а эти бараны ливийцы, кто не полёг там, те сдались римлянам в плен и угодили в рабство. Мы хотели оторваться и разойтись по домам — а кого нам было защищать? Магон с Гасдрубалом первыми же и задали стрекача, как только жареным для их войска запахло, а мы — что, дурнее их? Но нас нагнала конница Кулхаса, нам деваться некуда, мы встали в круговую оборону, а они — и не думают нападать. Подъехал их вождь и предложил нам к нему на службу перейти. Ну, мы посовещались меж собой и решили, что надо соглашаться. А Кулхас, как узнал, что мы в фаланге обучались, так сразу в свой отборный отряд нас взял. Только, конечно, не сариссофорами, — мы с ним рассмеялись, — А для чего вы решили ваших учить воевать по-гречески, досточтимый?
— Да просто, чтобы знали и хоть как-то умели. Если когда-нибудь понадобится, то будут знать хотя бы, как это делается, а нет, так испытав их на себе, будут понимать все преимущества и недостатки греческой фаланги.
— И македонской, судя по сариссам на складе?
— Да, три занятия вы потом погоняете их и в качестве сариссофоров. Тут как раз и ваш собственный опыт службы у Баркидов придётся кстати.
Тем временем остатки "греческой" фаланги допятились наконец тоже до ворот лагеря, центурион велел "двухсотым", "трёхсотым" и девкам-санитаркам с уже пустыми наконец-то носилками занять свои места в строю, назвал привратной страже сегодняшний пароль, и учебную центурию впустили в лагерь. Но едва дав им сдать тяжёлое снаряжение в оружейную палатку и разоблачиться от лёгкой амуниции, он построил их снова.
— Мало того, что вы раззявы и бестолочь, от вас ещё и смердит как из отхожего места. Поэтому сейчас, запылённые вонючки, вы все отправитесь в баню, и чтобы к обеду все блестели как у кота яйца! Аттставить смех в строю! — это относилось к захихикавшим девкам, — Бегом — марш, ходячие недоразумения!
Баня — по образцу уже имевшихся у нас, но ещё не известных Риму "римских" терм — была, конечно, раздельной, но разделялась лишь общей стенкой, в которой, судя по характерным смеху и визгу, пацанва давно уже пробуравила смотровые дыры.
— Вот ума не приложу, досточтимый, чем они ухитрились просверлить вон в той стенке такие аккуратные отверстия, что их и обнаружить-то нелегко, — посетовал опцион, — Кинжалом такие точно не провертеть. И главное, заделываем, так сверлят новые. Правда, девчонки уже не жалуются, а просто занавешивают их, но всё-таки — как ухитряются?
— Для их возраста находчивость в таком деле естественна, — хмыкнул я, сложив два плюс два и поняв, куда девался из дому коловорот с тремя хорошими свёрлами, — А с солдатами проблем из-за этого не возникает?
— У нас не кто попало служит, досточтимый. Но спрос на шлюх, если честно, с тех пор, как появились девчонки, резко вырос, так что нам пришлось увеличить их число и расширить лагерный бордель.
— Как дела с выучкой нашего молодняка, — поинтересовался я у подошедшего к нам центуриона, — Надеюсь, не безнадёжны?
— Ну, получше, чем были, но всё равно удручают, — ответил тот, — Наши ребята сделали бы их минуты за три, отделавшись несколькими лёгкими ранениями.
— Уже за три? Прошлый раз ты говорил, что за две и всухую.
— Я же сказал, что уже получше. Кое-чему они всё-таки научились. Но сделать из них за год таких бойцов, как наши, я не возьмусь. Будь они постарше и покрепче, вроде наших новобранцев, которых можно гонять уже всерьёз — другое дело, но не из таких же сопляков, не говоря уже о соплячках! Приличных солдат, как ни странно, можно сделать и из таких, и это я сделаю, но не требуй от меня невозможного. Такими, как наши, они ещё не станут ни через год, ни через два.
— ЕЩЁ не станут?
— Ну, я же не сказал, что они безнадёжны. Ребята отличные, я даже не ожидал, просто слишком юны для настоящих нагрузок, и из-за этого их приходится щадить. Лет за пять я бы сделал из парней таких бойцов, которых не стыдно было бы поставить в строй с лучшими из наших, и даже жаль, что ты не дашь мне, конечно, этих пяти лет.
— Не могу, Диталкон. Всё понимаю, но не могу. Один год — это всё, что я могу тебе обещать. Если следующий поток удастся перевести на Острова, как я надеюсь, тогда этих ты погоняешь там ещё один год, но на это я только надеюсь без твёрдой уверенности. О том, чтобы увеличить срок их обучения до трёх лет — только мечтаю, но пока-что и сам в это не верю. Поэтому мы будем пока исходить из худшего и рассчитывать только на год. И по твоему послужному списку, и по мнению твоего начальства, ты — лучший из наших центурионов. Твоё начальство наотрез отказывалось выделить тебя для обучения наших юнкеров, и понадобился приказ самого досточтимого Фабриция, чтобы тебя нам отдали. Это тоже характеризует тебя как лучшего, которого никто не отдаст добровольно. Сделай за этот год то, что ты сможешь сделать, и я буду понимать, что большего не сделал бы на твоём месте никто. То, что сделаешь ты — сможешь сделать ТОЛЬКО ты.
— Что смогу — сделаю. По нашим меркам они будут выглядеть бледно, и в этом лагере мне будет стыдно и неловко за них перед нашими бойцами, но по обычным меркам армейских легионов я сделаю из ваших парней вполне приличных солдат, и в легионных лагерях ни один из них меня не опозорит.
— Это из парней, а из девчонок выйдет какой-нибудь толк?
— Ну, какие же из девок солдаты? Когда мне впервые сказали, что будут и они, я был уверен, что это шутка. Мало ли, чего греки понавыдумывали про этих воинственных баб, с которыми их предки якобы воевали где-то далеко на Востоке? Вылетело из головы, как они их там называют.
— Амазонки, — подсказал я ему.
— Да, точно — амазонки. Но ведь это же всё сказки греков. Где такое видано и где слыхано на самом деле? Парней я могу хотя бы сравнить с армейскими легионерами или с нашими новобранцами — сравнение будет уж точно не в их пользу, но будет хоть какое-то. А с кем я сравню этих девок? Бабы не воюют ни у одного из известных мне народов. А с нормальными солдатами-мужиками — с какими? Против наших они продержатся минуту от силы — я очень удивлюсь, если аж целых полторы.
— И то, только потому, что их бы старались взять живьём для пуска по кругу.
— Вот именно. Может, и поранят кого-то, а может, даже и убьют какого-нибудь раззяву — но за счёт чего? За счёт того, что от них этого не ожидают и не воспринимают их всерьёз. Как только в них увидят ПРОТИВНИКА, с которым надо ВОЕВАТЬ — им тогда не продержаться и минуты. Ведь солдат-мужик — просто сильнее. Ну, это в рукопашном бою, конечно. В перестрелке, если их хорошо обучить, шансы у них, конечно, будут, но не лучшие, чем у так же хорошо обученных мужиков. Ну и какой тогда смысл? Бабы должны сидеть дома и рожать детей от хороших бойцов, а не гибнуть в боях, заменяя их на войне. Так какого же толку ты хочешь от них добиться? Я получил приказ, и я его выполняю, но впервые за много лет я не понимаю его смысла.
— Смысл? Ну, во-первых, ты сам сказал об эффекте неожиданности. Если хотя бы один раз он когда-нибудь спасёт кого-нибудь из них — значит, мы обучаем их не зря. Во-вторых — это происходит не в городе, где их тоже вполне можно было бы этому учить, а в военном лагере — совместно с парнями и у них на глазах. И если хотя бы одна из них покажет хороший результат хоть в чём-нибудь — парням будет просто стыдно не добиться гораздо лучшего или хотя бы уж не худшего там, где сила не даёт никаких преимуществ. В-третьих — лагерный быт. Правильно, война — не женское дело, но многие из них, если не все поголовно, выйдут замуж вот за этих парней или за таких же и разъедутся с ними туда, куда их направят служить. Но есть Оссоноба, есть Нетонис на Островах, есть Тарквинея за Морем Мрака, которая тоже уже неплоха, а есть и глухие захолустные дыры, быт которых не лучше деревенского, но уж точно не хуже лагерного. Привыкшая к лагерному быту не станет ежедневно ныть из-за бытовых неурядиц, а испытавшая на себе нагрузки службы, пускай и в меньшей степени, будет чётко знать и понимать, каково приходится на службе её мужу, и чего он ждёт от дома и семьи. И значит, эти парни получат именно таких жён, какие им как раз и нужны. Помощь и поддержку, а не лишнюю головную боль.