Наконец добрались и до галантереи. Пока Ленуська рассматривала сумочки, я пошел в отдел тканей, и тут же наткнулся на греческую джинсу. Отличный деним, малость дороговат, но... Почему бы и нет? Купил. Много. Уже целенаправленно бросился к фурнитуре, отыскал там кнопки в виде звёздочек, которые вполне можно было бы использовать как имитацию заклёпок, молнию, синтетические сапожные нитки и аляповатые алюминиевые пряжки "под бронзу". Все покупки продавщица ловко упаковала в серую оберточную бумагу и перевязала сверху бумажной бечёвкой. С пакетом в руках я отправился искать Ленуську, и нашел её почти там же, где и оставил. Слава богу, денег хватило и на кошелёк... Кстати, я очередной раз поразился прихотливым изгибам женской логики: Ленуська начала рыться среди сумочек, а в результате купила кошелёк. Впрочем, это тоже были скорее Бобровские эмоции.
- А ты что купил?
- Тут некоторые страдали, что у них нет сарафана. Было такое?
- Не говори ерунду. Я не какая-то там тряпичница, и вещизмом не страдаю.
- Ерунду не буду, просто скажи, где найти оверлок.
- У тёти Стюры есть. А зачем?
- Сейчас я тебе сошью сарафан, как у твоей знакомой, ты не против?
- Джинсовый сарафан? Врёшь!
- Я и с майонезом наврал?
- Ну и что ты тут выстроился? - рявкнула на меня не страдающая вещизмом Ленуська, забрала у меня пакет с покупками и почти бегом бросилась домой. А я, посмеиваясь, шагал следом.
Уже дома, раскраивая ткань, я решил обойтись без оверлока. Швы можно обметать и на швейной машинке. Возни, конечно, больше, но зато не нужно тащиться куда-то. Тем более, что рядом суетится, подпрыгивает и жаждет примерки мелкий ураган. Управился с шитьём меньше, чем за два часа, ещё час прилаживал к сарафану пряжки и заклёпки.
- Юрочка! А давай и маме сошьём? - умоляюще заныла Ленуська, вертясь перед зеркалом.
- А давай! Тащи какое-нибудь мамино платье, снимем размеры с него.
Еще через час (сказалась сноровка), был готов и следующий сарафан. Я закреплял последние заклёпки, когда с работы пришла мать.
- И где мои дети? - послышался её голос из прихожей.
Ленуська ужом выскользнула из своего сарафана и бросилась из комнаты:
- Мамуля, не входи, там тебе готовится сюрприз!
- Почему ты почти голая? - подозрительно спросила мать.
- Сейчас всё узнаешь, только пока не входи.
- Уже можно! - подал я голос.
Мать вошла, и её взгляд сразу остановился на разложенных, на столе сарафанах.
- Юра! - потрясенно сказала она - Это ты сам?
- Конечно сам! А я только рядом стояла и нитки подавала. - похвасталась Ленуська - Только, мамуля, мы все жёлтые шёлковые нитки использовали.
- Да и шут с ними, с теми нитками. - рассеяно сказала мать, прикладывая свой сарафан к груди. - И вообще, Юра, брысь отсюда, я обновку примерять буду.
- Мама, вещи ещё надо отгладить после шитья - напомнил я выходя.
- И, правда. Ты иди Юрочка, а у нас с Ленуськой тут дела.
Вернувшегося с работы отца дамы встретили во всём блеске джинсового великолепия. Тот выразил положенное восхищение, а после ужина позвал меня с собой в мастерскую. Там он покопался в ящиках с разными железяками, и откуда-то снизу извлёк штампованную пластинку.
- Держи. Думаю, это надо Ленке на карман присобачить.
Я посмотрел: на пластинке был отштампованы крылья, а по верху шла надпись Harley Davidson.
- Откуда это?
- Да я, давно уже, шильду с разбитого американского мотоцикла свинтил на память, а гляди-ка, пригодилось.
Вечером, переделав дела, мать в новом сарафане вышла за ворота на скамейку. Тут же к ней потянулись соседки:
- Здравствуй Тая, мы к тебе.
- Присаживайтесь, бабоньки.
Похвасталась рукодельными детьми, поговорили о том, о сём, перемыли косточки отсутствующим подружкам. Помолчали.
- Ой. Таюшка, а давай споём? Уж очень давно мы не спивалы. - вздохнула Кривенчиха. - Давай, Таюшка, запевай.
- Цветет терен, цветет терен, листья опадают . - завела мать.
- Кто с любовью не знается, тот горя не знает. - подхватили бабы.
Спели, вздохнули, помолчали.
- От какие хорошие наши викраиньские песни! - вздохнула Кривенчиха.
- Ну тогда давай и русскую песню споём - усмехнулась мать и завела:
Всё васильки, васильки
Сколько вас выросло в поле
Бабы подхватили дружным и слаженным многоголосьем:
Помню у самой реки
Я собирал их для Оли