– Ну что, ожил? А теперь давай, вперед, этих сволочей разыскивать! И чтоб без них сюда даже не возвращался!
– Да где ж я их вам возьму? – вяло огрызнулся я.
Ну, выгонят меня сейчас из дома, и чего этим добьются? Накормлен-напоен, я дальше и в лесу неплохо могу отоспаться. Но тут меня озадачила одна мысль: я шел домой пешком, выписывая кренделя на дороге и таща на себе весло, а волки-то уехали на такси! Так неужели до сих пор до дома не добрались? Этому могло быть только два объяснения: либо с ними случилось что-то серьезное, либо зубастые негодяи, раздумав ехать домой, окончательно пустились вразнос и завернули «к девочкам». Не к своим, естественно, иначе бы эти свои меня сейчас такой грозной сворой не окружали. Так… только не ляпнуть бы сейчас спьяну о моих предположениях насчет посторонних девочек, иначе что-то серьезное с моими приятелями случится уже непременно, как только они переступят родные пороги. Волчицы же порвут их на ватные шарики! А может, и меня заодно, так, за компанию и для ровного счета.
– А это нас уже не касается! – ответила мне тем временем Хлоя. – Вынь да положь! Вместе вчера загуляли? Вместе! Вас полпосёлка видело, слышало и даже терпело до тех пор, пока вы отсюда не улизнули.
Еще бы не улизнуть! Когда нам доброхоты сообщили, что Хлойка с подругами уже в нашем направлении движется, к местному кабаку, и отнюдь не с добрыми намерениями, а как минимум с одной скалкой в руках. Вот и пришлось срочно когти рвать в соседний поселок. А там мы заспорили, в каком кабаке пиво лучше… ну, и пошло-поехало. Примерно до середины я наш вояж помнил весьма отчетливо. После – уже только наиболее яркими фрагментами. Как про весло, например. Так что из всех тяжких, в которые мы вчера еще не пускались, лишь девочки и оставались на тот момент, когда мы в разные стороны разошлись. И, помнится, волки что-то кричали мне на этот счет из такси, пытаясь переорать ими же включенную музыку. Мол, мы-то сейчас еще по-настоящему развлечемся, а ты оставайся, раз такой дурак, и… ну, в общем, понятно, что делай со своим веслом.
– Вот если бы дали вчера мужикам нормально в своем местном кабаке посидеть, так не пришлось бы их сегодня разыскивать, – отгавкнулся я.
Не помогло!
– Ты там можешь хоть корни пустить! А у них семьи! И семейные обязанности, которые они должны выполнять! У Хеи вон крыша на веранде течет! Кто ее ремонтировать должен?! Всю следующую неделю обещают дожди! Так что поднимай свой зад и иди, разыскивай своих собутыльников!
– Логика у вас, у баб, железная, – проворчал я. – Только что корни в кабаке пустить разрешили, а через пять минут уже из собственного дома выгоняете.
– Пустишь, хоть сразу во всех кабаках, но не раньше, чем приятелей на место вернешь.
– Да почему я-то их должен искать? – сделал я последнюю попытку отбиться от временного выселения. – Они мои приятели, но ваши мужья! Еще скажите снова, что это именно я их всех спаиваю! Как будто у них вообще нет своего мнения в этом вопросе.
– Ты должен примером для них служить! – веско информировали меня. – И сам призывать их к порядку! А не растлевать население! И вообще, приступай уже к поискам! Считай, что мы подали тебе официальное заявление! Кто у нас, в конце концов, участковый? Ты или мы?
Участковый! Да, это гордое звание носил именно я. Не по зову сердца, а исключительно по настоянию моего папаши, отставного генерала, да по ходатайству одного медведя, его давнего кореша, который занимал высокий чин в нашей полиции. Стариканы совсем сбрендили, если смогли додуматься до того, что такая должность способна будет сделать из меня образцового персонажа. Батя себя бы вспомнил по молодости! И для начала ответил себе на вопрос: ему-то подобное назначение много чем могло бы помочь? Когда его и до сих пор еще на подвиги тянет. Реже, чем меня, но зато на какие! Хорошо, что мама даже половины всего не знает. Тем не менее, к своей работе я относился, как мог, ответственно, все-таки население на меня в некоторых случаях возлагает надежды, которые мне просто совесть не позволяет не оправдать. Вот и в данный момент, может, не совесть, которая вместе со всем организмом сейчас страдала от тяжкого бодуна, а еще какое-то чувство – долга, может быть? – в помощь волчицам стало выталкивать меня из дому.
Сказать по правде, было у меня такое желание: углубиться подальше в лес, выбрать моховую лежку помягче да продолжить там прерванный волчицами сон. Но я это желание отмел до поры, потому что грыз меня некий червячок сомнений: а ну как волчары все-таки не к девочкам завернули? А в самом деле ухитрились вляпаться в крупные неприятности, что в их состоянии было сделать совсем не сложно? И сейчас не пробуждаются в мягких кроватях в заведении под вывеской типа «У Цыпочек», а остро нуждаются в моей помощи? Которой я, не зная, что с ними случилось, им не могу оказать. Нет, конечно, можно было бы с ними поквитаться за то, что все-таки бросили меня, одного, посреди дороги с веслом, но это в том случае, если я буду точно знать, почему они до сих пор не вернулись домой. И буду уверен, что не произошло чего-то действительно серьезного – все ж таки я им друг.
Как я мог узнать о том, что именно с волками случилось, не затевая вояж по населенным пунктам с одновременным опросом населения? У меня был такой верный способ: добрести до дома Яги. Потомственная колдунья, гадалка и ясновидящая, она давно числилась в моих ведомостях как научно-оперативный работник. И выдавала мне порой такие подробности чужой жизни, что пришлось с нее даже подписку о неразглашении взять. И ведь ни разу не ошиблась! Только начиная работать, я, случалось, не раз подвергал сомнению бабкины выводы, порой, казалось бы, вообще невозможные. И антинаучные, факт! Но впоследствии жизненный опыт показал мне, что ни один бабкин вывод, как бы парадоксально он ни звучал и каким бы абсурдным способом ни был добыт, подвергать сомнению не стоило. Все было точно, как в банке! В смысле, в официальном таком заведении, а не в бабкиной трехлитровке, где она порой то какие-то зелья замешивала, то настойки делала. Такие же сомнительные, как ее способы добывать информацию, но на пробу столь же качественные. Особенно если не всматриваться сквозь стекло, что там, внутри, плавает. В общем, работником бабка была прекрасным, и был у нее всего один существенный недостаток: уж больно добираться до нее было сложно. Но не сама бабка была тому виной. Нет, это у нее избушка бродячая да норовистая. Хоть за ногу привязывай! И ходит-то тихо, так что порой, находясь внутри, и не заметишь, что она уже куда-то чешет – на цыпочках, что ли? Войдешь к бабке в гости где-нибудь на речном берегу, где она удочки позакидывала, кота своего водными деликатесами побаловать, а выйдешь на какой-нибудь глухой лесной полянке, где из водоемов поблизости только болото. Удочки и все речные дары, естественно, передавали хозяйке прощальный привет. Уж сколько раз бабка свою избу за такие вояжи дрыном охаживала по задним венцам! Да все без толку. Та у нее упрямая и патологически склонная все время где-то бродить. Так что для поисков норовистой твари на курьих ножках бабка мне давно уже специальный компас дала. Сразу показывающий, куда мне идти. И сейчас он неутешительно информировал меня о том, что до бабки мне пилить и пилить. Хорошо, хоть протрезвел я уже настолько, что весло с собой снова не додумался прихватить. С ним, конечно, было бы веселее, но зато без него быстрее и легче.
3
Долго ли, коротко, но в конце концов набрел я на протоптанную стежку, по которой изба бабку в очередное путешествие унесла. По проторенному пути идти стало уже легче, чем продираться через бурелом. Так что я шел довольно бодрым шагом, периодически поглядывая на компас: не унесло ли дурную избушку еще куда-нибудь, не устарел ли уже мой маршрут? Вот бы эта шагающая лачуга навстречу мне выбрела! Но на этот раз изба оставалась неподвижной. И я понял, почему, сразу же, как только вышел на небольшую полянку, где она решила остановиться на этот раз. Обычно дурная на весь чердак, на этот раз избушка и вовсе оказалась с покосившейся крышей. То есть, наклонилась так, что крыша глядела куда-то в сторону, а сама шлепнулась нижними венцами прямо на землю и вытянула обе свои шкодливые ножки.