– Вполне вероятно, – согласился Пэдуэй, записывая имена и адреса. – А банкира посоветуешь?
– Ростовщика? Предпочитаю не иметь с ними дела – кому охота забираться в долги? Но если уж припекло, ступай к Томасусу-сирийцу, рядом с Эмилиевым мостом. Только гляди в оба!
– Он нечестен?
– Томасус? Конечно, честен! Просто с ним нельзя зевать, вот и все. Эй, похоже, подходящее место.
Невитта забарабанил в дверь. На пороге появился грязный, нечесаный человек.
Комната здесь действительно сдавалась – плохо освещенная, смрадная… как везде в Риме. За нее просили семь сестерций.
– Предложи половину, – театральным шепотом произнес Невитта.
Пэдуэй так и сделал. После долгих и скучных торгов сошлись на пяти. Невитта крепко сжал руку Пэдуэя в своей огромной красной ручище.
– Не забудь, Мартинус, как-нибудь приходи. Я всегда рад послушать человека, который говорит на латыни еще хуже меня, ха-ха-ха!
Он и Германн сели на лошадей и исчезли в конце улицы.
Пэдуэю было жаль с ними расставаться. Но у Невитты свои дела… Мартин проводил новых знакомых взглядом и вошел в мрачный вонючий дом.
Глава 2
Пэдуэй проснулся рано. Во рту был неприятный привкус, в животе постоянно бурчало, словно играл оркестр кузнечиков. Возможно, все из-за ужина – не то чтобы плохого, но, безусловно, непривычного, в основном состоявшего из тушеного мяса с луком. Хозяин копоны, должно быть, немало удивлялся, почему этот странный посетитель то и дело елозит руками по столу – Пэдуэй машинально искал отсутствующие нож и вилку.
Ночь он провел плохо – непривычно спать на постели, состоящей лишь из набитого соломой матраца; да и тот обошелся ему в лишний сестерций. Ужасный зуд поутру заставил Мартина задрать майку. Ну разумеется, красная сыпь недвусмысленно показала, что ночь он провел в конечном счете не один.
Пэдуэй встал и умылся с мылом, купленным накануне вечером, – тогда он приятно удивился, что мыло уже вошло в обиход. Оно сильно смахивало на сгнивший тыквенный пирог, а внутри было мягкое и липкое из-за неполного гашения соды. Руки и лицо Мартина горели, будто он натер их мелкой шкуркой.
Затем Пэдуэй предпринял попытку побриться с помощью оливкового масла и лучшей бритвы, которую могло произвести шестое столетие. Процесс оказался таким болезненным, что Мартин задумался: а может, пусть природа берет свое?
Попал в переплет! И денег от силы на неделю… Знай он, что провалится в прошлое, непременно подготовился бы: захватил с собой энциклопедию, книги по металлургии, математике, медицине и так далее. И обязательно оружие с комплектом боеприпасов.
Но у Пэдуэя не было ни оружия, ни энциклопедии. У него вообще ничего не было – только то, что носит современный человек в карманах. Ну и голова на плечах. На нее вся надежда.
Необходимо найти такой способ использовать свои знания, который обеспечил бы ему приличную жизнь и при этом не доставил неприятностей. Нельзя, к примеру, просто взяться за постройку автомобиля – потребуется двести лет, чтобы произвести необходимые детали, а потом еще столько же, чтобы собрать их в единое целое. Не говоря уж о горючем.
Утро выдалось теплым, и Пэдуэй решил оставить жилетку и шляпу в комнате. Но потом бросил взгляд на дверь с примитивным замком, из которого торчал бронзовый ключ – достаточно большой, чтобы вручать его от имени городских властей заезжим знаменитостям. Мартин не сомневался, что при желании мог бы открыть этот замок лезвием ножа. Пришлось одежду брать с собой.
Завтракать он отправился в уже знакомую копону, украшенную огромной вывеской: «ВЕСТИ РЕЛИГИОЗНЫЕ СПОРЫ ЗАПРЕЩАЕТСЯ», и, перекусив, спросил у хозяина, как найти Томасуса-сирийца.
– Ступай по Длинной улице до арки Константина, потом по Новой улице до базилики Юлиана, потом поверни направо на Тосканскую…
Пэдуэй заставил хозяина повторить дважды и все равно потратил на поиски почти целое утро. Проходя мимо Ульпиевой библиотеки, он с трудом подавил в себе желание послать все к черту. Мартин любил библиотеки, обожал читать старинные манускрипты и вовсе не жаждал встречи со странным банкиром, в странной обстановке, по странному поводу… Более того, предстоящее дело нагоняло на него ужас. Но таков уж был Мартин Пэдуэй: его решимость проявлялась именно в момент наибольшего испуга. И он мрачно, целеустремленно зашагал дальше.
Томасус-сириец занимал убогий двухэтажный домик. Негр у двери – очевидно, раб – провел Пэдуэя в некое подобие гостиной. Вскоре появился и сам хозяин – лысый толстячок с катарактой на левом глазу. Банкир подобрал полы своей изрядно потрепанной тоги, сел и молвил:
– Слушаю, молодой человек?
– Я… – Пэдуэй сглотнул и торопливо выпалил: – Меня интересует ссуда.
– Большая?
– Точно пока не знаю. Я хотел бы начать новое дело и должен сперва прощупать рынок: цены, спрос и все остальное.
– Ты хочешь начать новое дело? В Риме? Гм-м-м… – Томасус потер ладони. – Что можешь дать в залог?
– Ничего.
– Ничего?
– Я предлагаю тебе рискнуть.
– Но… но, любезный, неужели ты никого в городе не знаешь?
– Знаю только одного фермера-гота – Невитту, сына Гуммунда. Он меня сюда и послал.
– А, Невитта… Да, я с ним знаком. Он готов за тебя поручиться?
Пэдуэй задумался. Невитта, несмотря на свою душевную щедрость, не производил впечатление человека, щедрого на деньги.
– Нет, – признался Мартин. – Вряд ли.
Томасус закатил глаза к потолку:
– Ты слышишь, о Боже? Вваливается какой-то варвар, едва лепечущий по-латыни, набирается смелости заявить, что у него нет ни ценностей в обеспечение, ни поручителя, и нагло просит у меня ссуду! Господи, да где это слыхано?
– Я постараюсь тебя убедить, – вставил Пэдуэй.
Томасус сокрушенно покачал головой и зацыкал зубом.
– Чего у тебя в избытке, так это самомнения, молодой человек. Как, говоришь, твое имя?
Пэдуэй повторил то, что сказал Невитте.
– Ладно, выкладывай свою идею.
– Ты правильно изволил заметить, – начал Мартин, надеясь, что говорит, должным образом сочетая почтение и чувство собственного достоинства, – я чужеземец и только накануне прибыл из Америки. Это очень далекая страна, и люди, разумеется, живут там совсем иначе, чем в Риме. Если ты поможешь мне в производстве некоторых предметов нашего обихода, которые здесь неизвестны…
– Боже! – вскричал Томасус, трагически воздев руки. – Ты слышишь, Боже! Он не хочет, чтобы я поддержал его в каком-нибудь благоразумном, серьезном деле, о нет! Он самонадеянно хочет развернуть производство каких-то новомодных штучек, о которых никто и слыхом не слыхивал!.. Совершенно исключено, Мартинус, я и думать об этом не стану. А что ты имел в виду?
– У нас есть напиток, который делают из вина, – бренди. Полагаю, он будет пользоваться здесь успехом.
– Какое-то варварское пойло? Нет, мне и в голову не придет рассматривать такое предложение! Хотя я согласен, Риму отчаянно не хватает многих товаров. С тех пор как столицей объявили Равенну, в городскую казну перестали поступать государственные налоги. Рим неудачно расположен, он никому, в сущности, не нужен. Но где искать помощи? Никого не допросишься, король Теодохад все время только стихи пишет. Тоже мне, поэт!..
Пэдуэй потихоньку начал вспоминать что-то из римской истории шестого века.
– Кстати, о Теодохаде… Королева Амаласунта еще не убита?
– Как же! – Томасус бросил на Мартина подозрительный взгляд. – Убита. Прошлым летом.
Это означало, что Юстиниан, «римский» император Константинополя, вскоре предпримет успешную и роковую попытку вновь завоевать Италию для империи.
– Но почему ты задаешь такой странный вопрос? – продолжил Томасус.
– Можно… можно мне сесть? – пролепетал Пэдуэй и рухнул на скамью.
Колени его дрожали. До сих пор происходящее казалось ему каким-то хитрым, нереальным маскарадом. Собственный вопрос об убийстве королевы Амаласунты помог осознать наконец весь ужас, всю опасность существования в этом мире.