Гоша, бесцеремонно растолкав всех, пробрался к окошку, таща за собой Володьку, и кого же он там увидел?! Надюху!!!
Она, сразу узнав Володьку, посмотрела на него расширенными, растерянными глазами, потом заулыбалась.
- Лейтенантик... Живой... Не зря, выходит, молилась я вроде за тебя, сказала она, стараясь за небрежной шутливостью скрыть волнение и радость.
- Знакомы вы, оказывается, - нахмурился Гоша, и недобрый огонек зажегся в его глазах.
Он как-то резко вынул пачку, рванул папиросу и задымил.
- Что же проститься тогда не зашел? - спросила Надюха.
- Неожиданно я как-то уехал... раньше срока...
- И подо Ржев свой? Говорил мне Егорыч.
- Да, туда... к своим.
- Как же живым остался? - покачала она головой.
- Остался... Вот только, - показал глазами на пустой рукав.
- Не горюй, лейтенантик. Не такими возвращаются, это ерунда. Тебе руками не работать. Учиться же пойдешь?
- Наверно, - ответил Володька.
- Гошку-то откуда знаешь? - наконец спросила Надюха, поглядев на жадно курящего, насупившегося Гошу.
- Так он из моего разведвзвода, - сказал Володька.
- Я же говорил тебе, Надюха, - сумрачно вступил Гошка. - Он мне жизнюгу спас. Ребята на поле оставили, думали, убитый начисто, да и немец их в такой перехлест взял, еле ноги унесли. А он сам пошел за мной и ребят заставил, приволокли меня...
- Вот какие дела, надо же... И встретились, - протянула она. - Выходит, лейтенантик, спас ты для меня Гошку, - и стала вытирать глаза.
Сзади загудела очередь:
- Хватит трепаться... Давай работай... На поезда мы... Заговорились.
- Сейчас, мальчики, сейчас, - захлопотала Надюха. - Потом, ребята, поговорим. Я закроюсь скоро. К нам пойдем. Купи, Гоша, в коммерческом для встречи.
- Кому говоришь? Будто сам не понимаю...
К магазину шли молча... Гоша все так же часто затягивался папиросой, какой уже по счету, и Володька понял, что рассказала Надюха про него и Гошка переживает. Неожиданно Гоша остановился.
- Значит, так, командир. С Надюхой больше ни-ни. Что было, то было, но все. Понял? - Гошка в упор взглянул на Володьку.
- Конечно, Гоша... Случайно у нас было, по пьянке... - смутился Володька.
- Случайно не случайно, а поминала она тебя часто, все уши прогудела. Так что слово, командир?
- Слово, - подтвердил Володька и протянул ему руку.
В магазине Гоша легко и небрежно выложил двести рублей за бутылку водки, столько же за закуску и за ослепительно белый батон. Володька с некоторым удивлением смотрел, как просто выкладывал Гоша купюры, суммой больше половины материнской зарплаты. На обратном пути тот посвятил его в "дело", которое проворачивал вместе с Надюхой. Оно было простым. Демобилизованным, командировочным и прочему дорожному люду выдавались талоны на продукты. Они имели определенный срок действия, просроченные были уже простой бумажкой, которую можно выкинуть. Вот эти-то талоны и скупал Гоша за бесценок, обменивал на махру или вообще выпрашивал. Надюха же отоваривала их задним числом. Буханка черняшки на рынке стоила двести, за полтораста отрывали с руками, и таких буханочек у Гоши выходило в день около десятка.
- Вот видишь, командир, никакого мошенства, даже ловкости рук не треба. И никакого обмана. И никто не внакладе, потому как, не просрочь талон солдат, он эту буханочку съел бы... Кумекаешь?
- Да.
- Талоны будем вместе раздобывать, - как решенное, заявил Гошка, а когда заметил колебание на Володькином лице, добавил уверенно: - Голодуешь же сейчас.
- Почти.
- Сколько пенсии положили?
- Триста пятьдесят...
- Гроши!
- В институте стипендию дадут, рублей двести.
- Все это не деньги, командир, по нынешним временам. Мусор! - резанул рукой Гошка. - Ну, решили?
- Не знаю пока... Противно все это, - промямлил Володька.
- А лапу сосать не противно?! Ты, лейтенант, это фрайерство брось! Четыре года под смертью ходили. Расею, можно сказать, своей кровушкой спасли! И голодовать после этого! Нет уж...