«Мама, я не хочу умирать!»
Хотя мама тут точно не виновата. Когда-нибудь этот разговор должен был состояться. Наивно полагать, что подобная беспечность так просто сошла бы мне с рук. Родной дядя понял, что его племянница не его вовсе, а наглая самозванка и обманщица.
В лучшем случае — обезглавит, в худшем… Бежать тут некуда, отнекиваться и сопротивляться — глупо.
«Ну что, наигралась в принцессы, идиотка?» — ругала я себя на чём свет стоит.
А Теоден всё молчал, будто собираясь с мыслями, а может, просто хотел помучить, расшатывая мои и так не крепкие нервы.
— Я не виновата! Это вышло случайно.
Лучше уж сразу во всём покаяться, если разоблачение неизбежно.
— Эовин, — тяжело вздохнул король, — я бы никогда не стал осуждать тебя. Мы живём в страшное время. И все те испытания, что выпали на долю нашей семьи… — он по-отечески взял мои руки в свои. — Я всегда любил тебя, как собственную дочь. Хотя отец из меня вышел никудышный…
При воспоминании о сыне Теоден сразу как-то осунулся, губы стянулись в тонкую полоску, а между бровей пролегла глубокая складка. Передо мной стоял не грозный король, не сильный правитель, а просто усталый мужчина, потерявший своего ребёнка, но не имеющий права даже на личный маленький траур из-за непомерного груза ответственности, лежащего на его плечах. Он явно не правосудие вершить меня сюда привёл. Но тогда что, собственно, происходит?
— Теодред всегда восхищался тобой, лучшего отца ни ему, ни себе я бы не могла и пожелать, — аккуратно, подбирая каждое слово, сказала я.
— Тогда почему ты не сказала мне сразу? Почему я должен узнавать подобные вещи, подслушивая сплетни слуг, подобно базарной торговке?
А вот теперь он, кажется, снова разозлился. Эти его перепады настроения только всё запутывают.
— Сплетни? — переспросила я, хлопая глазами и кося под блондинку-блондинку.
— Хватит юлить, Эовин! — перешёл на крик Теоден. — Весь дворец знает, что ты и Арагорн… А теперь ты говоришь, что это вышло случайно! Эовин, я не посмотрю ни на его заслуги, ни на древность рода, если он посмел обидеть тебя. Я самолично его так плетью отхожу, что…
— Ты… Нет! Ты всё не так понял, — слабо пискнула я, перебив пламенную речь короля. Ещё не хватало, что бы на его вопли весь лагерь прибежал, — У нас всё по любви. Вз-взаимной. Вот.
«Простите, это я сейчас вслух? Про любовь к этому… Нет! Когда же я научусь, наконец, думать перед тем, как нести подобную ахинею?»
Меж тем Теоден дошёл до последней точки кипения, правая рука короля сама собой потянулась к мечу, а благородное лицо пошло красными пятнами. И, кажется, медлил он только потому, что не знал, кого убить первым — меня или Арагорна.
«Говорил, что осуждать не будет, а сам истерит», — подалась я панике.
Интуиция подсказывала, что Теоден совсем не поверил слухам и ждал опровержения. А тут я со своим заявлением про взаимную любовь — теперь точно убьёт.
— Не сердись! Я бы обязательно рассказала, когда вся эта суматоха улеглась, — начала вдохновенно врать я, — а сейчас не время и не место. У тебя и без моих влюблённостей забот по горло. Орки там, волшебники. Ничего уж такого, чего бы ты точно не одобрил, мы не делали. Правда-правда! Вот вы всех на войне победите. И только тогда, заручившись родительским благословением, само собой, взявшись за руки, под марш Мендельсона, и чтобы рисом кидались… А потом детки, ипотека, пушистые тапочки, счастливая старость и умерли в один день, под грустную песню. Дядя, тебе плохо?
Пока я пылко, на одном дыхании, выдавала эту тираду, Теоден как-то резко позеленел и начал судорожно хватать ртом воздух.
Не знаю, зачем тогда бросилась к нему на шею, причитая «Прости, прости меня. Я больше так не буду!», но дядю начало потихоньку отпускать. Слишком сильный стресс для его возраста, возможно, мне стоило тщательнее выбирать выражения для «оправдательной речи», но от страха все адекватные мысли просто вылетели из головы.
— Ты сказала, что любишь его? — тупо переспросил Теоден.
— Люблю.
«Честно говоря, терпеть не могу», — внутренне скривилась я.
— Быть по сему. Я дам согласие на ваш союз, но…
— Но не сейчас?
— Верно. Сейчас действительно не время. И…
— И не подашь вида, что знаешь. Всё должно оставаться в тайне, пока. Ну, пожалуйста.
Теоден скрипнул зубами, он вообще секретики там всякие терпеть не мог, насколько я его узнала. Не представляю, что творилось в тот момент в его голове, но, чуть помедлив, он наконец-то кивнул, в знак согласия.
— Но и ты пообещай мне, что вы не будете больше проводить время наедине, без свидетелей, — потребовал король.
— Это когда такое было? — возмущённо всплеснула руками я.
— Вчера вечером во дворце и сегодня утром, после того, как вы покинули конюшни, — холодно процедил Теоден. — Думаешь, от меня можно что-то скрыть в моем собственном доме?
Я смиренно потупилась — в знак капитуляции, ну, и ещё чтобы дядя не заметил, какие молнии тогда метались в моих глазах.
«Убью ту сволочь, что распускает эти дебильные слухи!» — билась в голове мысль. И кандидат на роль главного подозреваемого у меня имелся. Бредлинг был со мной и вечером во дворце, и утром на конюшне.
«Ну всё, предатель, готовься стать калекой!»
За всей этой семейной драмой мы не заметили как окончательно стемнело. И дядя, поворчав ещё немного для порядка, скомандовал идти спать. Обратную дорогу провели в полном молчании. Нам обоим было о чём подумать, только уже у входа в свой шатёр Теоден, будто вспомнив, что-то спросил:
— Эовин. Ты сказала, что хочешь назвать ребенка Ипотек. Это, ммм… Довольно редкое имя. Нигде его не слышал ранее, что оно означает?
Всё, точно зашью себе рот! Интересно, что ещё он запомнил с моих слов.
— Да, оно эльфийское, — сказала я, надеясь, что Теоден в языках не силен. — Означает «непобедимый воин». Но я ещё не решила точно, мы же договорились не обсуждать этот вопрос пока, да?
— Да, конечно. Обсудим после, — мягко улыбнулся король, — постарайся уснуть, завтра дорога предстоит долгая. Вот, возьми, — протянул он мне мягкий плащ, типа пледа, — ночи всё холоднее.
— Спасибо, — благодарно кивнула я и, укутавшись, отправилась спать в более-менее приподнятом настроении
Под навес, где мне предстояло переночевать, я так и не попала.
Виновник этого сидел на камушке рядом с одним из дозорных костров и внаглую пялился на меня. Так и захотелось подойти, стереть с идеальной морды остроухого эту кривую ухмылочку. Конечно же, я не забыла про его суперслух, но даже не могла предположить, что он так нагло всё подслушает!
— Тебе не холодно? Могу пледик одолжить, что бы попа к камушку не примёрзла, — еле скрывая раздражение, осведомилась я, подойдя достаточно близко, чтобы уж этот разговор точно был приватным.
— Благодарю, мне тепло. Эльфы более выносливы, чем люди. Хотя, ты же и так хорошо знакома с особенностями моего народа, Эовин. С нашим языком, именами.
— Не понимаю, о чём ты, — пожала плечами я. — Откуда бы мне его знать?
— Нет, принцесса, это я не понимаю, почему все вокруг тебя делают вид, что всё в порядке, хотя это явно не так.
Валун, на котором Леголас сидел мгновенье назад, оказался пуст, сам эльф уже стоял напротив, так близко, что я непроизвольно сделала шаг назад и, запнувшись о ветки, оставленные для поддержания костра, упала (спасибо, что не в костёр) на попу, больно, обидно, на глазах у офигевшего эльфа. Супер.
Так и сидела, потому что Леголас (тоже мне герой) помогать «девушке в беде» не спешил, а самой мне подняться мешало платье, зацепившееся за какую-то корягу. Пару раз я, конечно, дёрнулась, но, осознав всю тщетность стараний, уселась поудобнее, скрестив ноги по-турецки и, делая вид, что меня не волнует ничего, кроме собственного маникюра, пробормотала:
— Я не знаю, что ты там себе напридумывал. Мне всё равно. Для всех будет лучше, если Арагорн не узнает о моём разговоре с Теоденом. Хотя, раз сегодня каждый норовит обвинить меня во всех смертных грехах, то одним больше, одним меньше…