Оба брата были очень похожи, несмотря на разницу в шесть лет: одинаковые худые лица с плоскими щеками, одинаковые висячие усы, придававшие их сжатым ртам презрительное выражение, одинаковые сутулые спины из-за постоянной необходимости сгибаться над станком. Но природное благодушие осталось только у Ноэля. Мартен был сломлен смертью своей малышки. Он стал мрачен, им овладело страстное желание отомстить негодяю, из-за которого его дочь «обрекла себя на погибель и вечное проклятие на Небесах…»
Далее шел Жозеф Дельма, жестянщик, веселый малый, целыми днями напевавший бурре 5 , выбивая ритм на своих котлах. Сегодня вечером Жозеф не пел, как обычно:
Горы, долины, солнечный свет —
Ничто мне не мило без моей Жаннет!
Все они в полном молчании уселись, как обычно, на низеньких скамеечках вокруг скамьи своего сеньора. В центре восседал Сатурнен Гарруст, бальи, важный по обыкновению, с широким подбородком и весьма ироничным выражением лица.
Одним жестом аббат поднял с места всех этих людей, к которым только что присоединился сержант Николя Барраль, брат Анфизм, казначей монастыря.
— Дети мои, мы собрались здесь этим вечером для того, чтобы держать совет, но это совет вовсе не того рода, к которому мы все привыкли. Предметом нашего обсуждения будет не цена на полотно, не инциденты с пошлиной, не болезнь ржи, а наш собственный город, находящийся в смертельной опасности. Итак, перед тем как начать, нам надо просить Бога, который всех нас держит в своей власти, сжалиться над нами и пребыть с нами в сражении против этих кровавых людей, стоящих у наших ворот…
Отче наш, иже еси на небеси…
Покорно все опустились на колени, сплетя руки в молитвенном поклоне, почти выкрикивая в религиозном рвении последние слова, так полно передающие их затаенную тревогу:
— …и избави нас от зла!
Катрин молилась в полном молчании. Ее мысли уносились за пределы зала. Она страстно призывала спасительный случай… какое-нибудь чудо, которое бы привело сейчас ее супруга на их землю, хорошо сознавая, что никто и ничто не сможет отозвать Арно, пока в Париж не вернется истинный король Франции.
Усевшись в высокое эбеновое кресло, сложив руки на голубой ткани платья, она стала внимательно слушать отчет брата Анфима о монастырских запасах, потом отчет Сатурнена о городских запасах. Эти сведения ему передал Жосс Роллар, интендант. Итог был не очень обнадеживающим: начиненный беженцами город мог продержаться не более двух месяцев до появления первых симптомов голода.
Посреди гробового молчания Сатурнен свернул пергамент и посмотрел на владелицу замка.
— Таковы наши дела, госпожа Катрин! Продовольствия у нас только на несколько недель, в том случае, если выдержим нападение этих зверей.
— Кто это здесь говорит, что не выдержим? — проворчал Николя, чья рука сжимала эфес шпаги. — Мы все твердо стоим на ногах, у нас зоркий глаз, и мы не трусы. С продовольствием или без него мы сумеем защитить наш город.
— Я никогда не говорил обратного, — мягко запротестовал бальи. — Я говорю только, что Апшье сильны, а наши стены высоки, но вовсе не неприступны… и что мы можем быть окружены. Посмотреть правде в глаза не значит быть трусом.
— Я это хорошо знаю. Я говорю только…
Катрин встала, положив конец начинающейся ссоре.
— Не спорьте. Это бесполезно, — сказала она. — Вы оба правы. Нам не занимать доблести, но, если мы хотим без особых потерь выйти из этого положения, нам нужна помощь.
Откуда взять ее. Господи! — вздохнул толстяк Фелисьен.
В Орийяке? Я в это не верю!
И я не верю, — согласился Сатурнен. — Бальи Монта беспокоится о нас не больше, чем судьи или епископ Риияка, сторонники монсеньора Шарля де Бурбона, ставшего благодаря женитьбе графом Овернским.