Мои родители умерли, сестра давно исчезла; в Таунсенд-Парке меня ничто не удерживало. Вряд ли вы можете упрекать меня за то, что я уехала. — Она шагнула к нему. — Каждый день моей жизни я сознавала, что, умри мой отец до моего замужества, у меня не останется ничего и никого и полагаться я смогу только на себя. Именно так, мистер Уайтинг, я и сделала.
— Чем крайне затруднили возможность отыскать вас, — бросил Уайтинг. — Я старался; видит Бог, сколько усилий я приложил. Потребовалось несколько месяцев, чтобы проследить ваш путь от Таунсенд-Парка до этого проклятого дома француженки в Лондоне… — Он прищурился. — Как вам удалось это, будучи сиротой без гроша в кармане?
— У меня были кое-какие сбережения, — надменно сказала она. Несколько лет Гвендолин откладывала свои карманные деньги.
Он фыркнул.
— Не сомневаюсь. Со временем я нашел ваших мадам Френо и де Шабо — и мне по некоторым причинам хотелось бы получить подробное обоснование, каким образом вы узнали женщину с такой сомнительной репутацией…
— Мистер Уайтинг, мадам де Шабо — невестка мадам Френо. Мадам Френо была моей учительницей и остается моей любимой подругой. Обе леди были необычайно добры ко мне. — Поскольку мистер Уайтинг относился к мадам де Шабо с явным неодобрением, вряд ли было необходимо упоминать, что Гвен остановилась у этих женщин по возвращении в Лондон два дня назад. Ведь этот человек управляет ее финансами. И все же… — Я никому не обязана давать отчет, вам меньше всего. Я не заблудшее дитя, только что вышедшее из учебного заведения…
— Ага! — Он пристально посмотрел на нее. — Но именно такой вы были, когда умер ваш отец. Вам едва исполнилось шестнадцать лет, и я был назначен вашим опекуном и душеприказчиком вашего отца. И должен подчеркнуть — управляющим вашим доходом до вашего вступления в брак.
— Теперь я не нуждаюсь в опекуне. Я совершеннолетняя.
— Тем не менее я по-прежнему управляю вашим доходом и буду делать это до вашего замужества или до моей смерти. А теперь, — он нагнулся к ней с явно угрожающим видом, — сядьте, мисс Таунсенд.
Она хотела было возразить, но передумала и села.
— К тому времени как мне удалось обнаружить ваше местопребывание в Лондоне, вы уже уехали в Америку. — Он снова прищурился. — Вообразите мое удивление, когда я понял, что ищу уже не шестнадцатилетнюю дочь британского лорда, но двадцатилетнюю гувернантку. Некую мисс… — он бросил взгляд на лежащие перед ним бумаги, — нет, мадемуазель… Фромаж. Фромаж? — Он поднял брови. — То есть сыр?
— Не говорите нелепостей, — пробормотала она. — Фрумаж.
— Ясно, Тем не менее, вам удавалось всегда обгонять меня на один шаг в моих попытках обнаружить вас. — Он снова заглянул в свои бумаги. — На вашем первом месте, в Филадельфии, вы продержались всего два месяца. После этого вы устроились на новое место в Бостоне, и снова ваша работа продолжалась недолго, как и последующие в Балтиморе, Трентоне, снова в Филадельфии до вашего последнего места в Нью-Йорке, где вы уже оставались достаточно долго, чтобы мои агенты вас нашли. — Он пристально посмотрел на нее. — Это было бы легче, если бы вы не меняли постоянно имя. Последним было… какое?
— Пикар, — пробормотала она.
— Полагаю, это делалось, чтобы избежать плохих характеристик?
Она раздраженно вздохнула и с невинным видом устремила взгляд в никуда, стараясь не встречаться с ним глазами.
— Мой характер не очень приспособлен к положению гувернантки. Этот недостаток только усиливался от склонности американцев производить на свет удивительно невоспитанных и испорченных отпрысков.
И вдруг ее поразила мысль, что ей никогда больше не придется оказаться в таком положении.