Однако цель возвращения «героя» оставалась для Сени покрытой туманом. Примерно таким же густым, как и тот, что принес его в этот мир. Потому что, брякни Сеня хотя бы в присутствии тех же Гоба и Зифра, что не простого смертного они подвозят, но ожившую легенду, те в лучшем случае рассмеются и не поверят. В худшем обидятся или даже рассердятся, сочтя такое признание насмешкой над святыней. И велят столь бестактно поведшему себя пассажиру покинуть борт. Ну, или напугаются и посчитают колдуном, захоти Сеня в доказательство своих слов выпустить пару молний при помощи вмонтированного Смотрителем имплантата.
А коль так, оставалось Сене до поры скрывать свое инкогнито, аки Гарун аль Рашид. И надеяться, что попав в город да осмотревшись, удастся и сам этот изменившийся за тысячи лет мир узнать получше, и сообразить, что делать дальше.
3
До, собственно, города удалось добраться уже ближе к вечеру. Солнце, во всяком случае, давно успело миновать зенит, и теперь готовилось скрыться за ближайшими деревьями и вершинами гор. Прежде же повозка Гоба пристроилась к целой веренице других возов — обменять излишки урожая на звонкую монету нашлось много желающих. И все они были столь же чужды спешке и суете.
Затем еще эта растянувшаяся вдоль дороги колонна миновала предместья. Деревни из бревенчатых избушек или даже землянок с крышами соломенными или из дранки. А вокруг — поля, огороды и пастбища.
То есть, остаток пути пришлось преодолевать в составе целого стихийного каравана — и стада тягловых животных соответственно. А как обычно бывает при большом скоплении живности, к прочим неудобствам поездки добавилась густая, повисшая в воздухе, вонь. От нее хотелось зажимать нос, даже жмурить глаза… но только Сене. Тогда как Гобу и Зифру сей запах был, похоже, привычен.
Так что когда до частокола, опоясывавшего успевший стать долгожданным город, осталось несколько метров, Сеня, которому до чертиков надоело ерзать на занозистых досках телеги да вдыхать аромат множества парнокопытных, с облегчением соскочил на землю. И лавируя меж возов, ринулся к ближайшим воротам (к счастью, открытым), в направлении которых и тянулась полоса дороги.
У ворот ожидаемо дежурила пара стражников в кожаных куртках с металлическими бляшками и кожаных же шапках; примерно таких же, как у Гоба домотканых штанах да кожаных сапогах. Руки стражников сжимали длинные копья — крепко, решительно. Однако чинить препятствия пешему гостю города они не стали. Лишь скользнули ленивыми взглядами, признав Сеню не то безопасным, не то бесперспективным для сбора мзды. И снова устремили взоры в направлении дороги. Точнее, цепи груженых возов, получить с которых можно было неизмеримо больше, чем с одинокого путника. Не говоря уж о том, что под грудой овощей или зерна можно было незаметно провести по ту сторону частокола что-нибудь запретное.
Ну а Сеня без хлопот и задержек миновал частокол и теперь брел по улице, осматриваясь и тихо удивляясь.
Город оказался и впрямь велик — взглядом не окинуть точно. Миллионы человек здесь, понятно, жили едва ли. Но вот тысячи, а то и десятки тысяч — весьма вероятно.
Сам облик города вызвал у Сени праздный и не слишком уместный вопрос: эпоха, в которую он попал ближе к средневековью или к античности?
На средневековый город… по крайней мере, как его принято изображать в фильмах, это место совсем не походило. Дома не теснились один к другому, не налезали друг на дружку и не нависали над узенькими улочками. Но, за исключением кое-как сработанных лачуг-хибарок (не шибко многочисленных), стояли в окружении своих палисадов — добротные сооружения из бревен и камня да с просторными дворами, хозяйственными постройками. И крышами из той же дранки, а уж никак не стереотипной черепицы.
Не имелось здесь и такого атрибута шаблонных средневековых городов, как булыжные мостовые. Улицы здешние либо не были вымощены вовсе (и тогда стоило смотреть себе под ноги, дабы не споткнуться или не наступить в лужу), либо вымощены досками. В последнем случае то были целые проспекты, вмещающие толпы народу, и где могли свободно проехать и всадники, и повозки вроде той, что принадлежала Гобу.
Очевидно, город еще не был населен настолько густо, чтобы вынудить тесниться и жителей его, и здания. И, соответственно, не успел превратиться в гигантскую помойку, рай для крыс и рассадник чумы.
Не успел… но в то же время на город из более древних времен он походил еще меньше. Правда, виноват в том скорее был Сеня, как и большинство его современников. При словосочетании «древняя цивилизация» припоминавших уроженцев теплых краев — прежде всего, Средиземноморья. Греков, римлян и египтян, финикийцев с Карфагеном; евреев, увековечивших себя, любимых в «Ветхом завете». Или соседствовавших с главным морем Европы, заходивших к нему «на огонек» (и где им действительно давали прикурить) вавилонян и персов. Тропики-субтропики, пустыни и пальмы.
Что до народов, живших к северу от средиземноморских стран — кельтов, германцев, славян и прочих — то на них с легкой руки тех же древнеримских задавак историки навесили презрительный ярлык «варвары». Да вдобавок превратили само это слово в синоним дикаря и троглодита.
Причем, лично на Сенин взгляд — напрасно. Нет, правда, если подумать, что это за дикари, умевшие и землю обрабатывать, и даже металлы. Что указывает на наличие специалистов и в той, и в другой области. А «варварское» оружие? Одни мечи чего стоят. Рядом с ними римские гладии, например — что дедовская берданка в сравнении с автоматом Калашникова. Оружие столь дешевое, сколь и неполноценное.
Плюс выдающиеся вожди вроде Аларика или Атиллы, собиравшие под свои знамена армии достаточно многочисленные, вооруженные и, что немаловажно, обученные, чтобы втоптать в грязь те же хваленые римские легионы. Причем речь идет именно об армиях, а не о беспорядочных толпах ревущих отморозков с железками. Толпу легко завести… но так же легко напугать и разогнать. Причем даже меньшему по численности, но профессиональному вооруженному подразделению. Те, кто хоть раз наблюдал массовые беспорядки и разгоны митингов, соврать не дадут.
Да что там оружие, армия! Даже такой элементарный атрибут цивилизации, как штаны, был изобретен именно северными народами. Пока уроженцы теплых краев (от египтян до римлян) независимо от пола щеголяли в одежках, похожих на платья. Возможно, в жару им было так удобнее, но вот в землях, где бывает зима, снег и мороз за тридцать градусов, польза от этих тог и туник тоже скорее была бы со знаком минус. Слишком легко в подобном прикиде отморозить себе что-нибудь жизненно важное, пополнив ряды сладкоголосых теноров.
И кто после этого варвар? Дикарь? Троглодит?
Да, кое в чем так называемые варвары уступали своим якобы цивилизованным соседям. Они не имели письменности (хотя не факт — для чего-то же так называемые руны использовались); в силу практичности и суровых природных условий не были сильны в архитектуре и других изящных искусствах. Но с другой стороны, не практиковали содомию и скотоложство. Какое там! Даже прилюдно заподозрить человека в чем-то подобном значило смертельно его оскорбить. Нанести обиду, столь тяжелую, что смыть ее можно только кровью оскорбившего.
Еще варвары не считали рабство нормой жизни, а рабов — орудиями труда сродни топору или плугу, только говорящими. В невольники у них если и попадали, то пленники или свои же провинившиеся сородичи. Причем не пожизненно, а на несколько лет.
И наконец, не было у варваров привычки обожествлять своих правителей. Превозносить их тем выше, чем более деспотичным и сумасбродным оказывался очередной сиделец на троне, в полном соответствии с бессмертными строчками Некрасова о «людях холопского звания». Но здесь одновременно крылась и слабость будущих хозяев Европы. В отличие от южных соседей они не вели летописей, куда последние стремились занести каждый чих своих владык и полководцев. И вот результат: именно из этих летописей (сиречь со слов придворных краснобаев, давно рухнувших в прах империй и царств) надменные потомки тысячи лет спустя изучают историю древности. Историю, в которой все-де вертелось вокруг горстки средиземноморских государств, оказавшихся достаточно предусмотрительными, чтобы оставить память о себе. Если не добрую — так хотя бы приукрашенную.