Планету исследовали разнообразными зондами и беспилотными аппаратами, она оказалась идеальной. Прежде чем высадить разведгруппу, спутники сканировали местность в поисках опасных животных, а наткнулись на крупные поселения людей.
Никаких следов жизнедеятельности, свойственных развитым цивилизациям на первых этапах изучения планеты обнаружено не было. Буйная растительность скрывала крупные города, а поля, расположенные на склонах гор, казались простыми лугами.
- Резанов, вы готовы возглавить группу психологов-контактёров? - вопрос был чисто формальным. Все документы касательно государственной тайны я уже подписал.
Такую находку стоило держать в строжайшем секрете. Крупные корпорации не жалели средств на шпионаж, чтобы первыми застолбить участок сколько-нибудь пригодный для жизни. А тут такое богатство!
И вот уже три года я живу здесь. На орбите болтается наша станция, куда стекается вся информация от групп геологов, биологов и океанологов, участок за участком изучающих эту удивительную планету. А мы - психологи налаживаем контакты с аборигенами.
Ребята, отработав год, отправляются домой, на их место прибывают другие. Я тоже собирался через год покинуть экспедицию, но получив от жены документы о разводе, остался ещё на год, а потом привык.
Аборигены оказались копией наших индейцев, времён колонизации Южной Америки. Только род Великого Правителя выделялся светлой кожей и высоким ростом, что наводило на некоторые размышления.
Наш "линг", карманный переводчик, долго мучился с их языком, в котором движения и мимика имеют такую же роль, как и слова, если не большую, но общими усилиями, после подключения к программе видеоряда, взаимопонимание было достигнуто.
Великий Правитель отнёсся к нам с подозрением, особенно к нашему многочисленному оборудованию. Разбить лагерь на своей территории он запретил, предложил нам жить в городе так, как живут аборигены. Особенно ему не понравились наши машины, самолёты и вертолёты, разрешение на строительство дорог и посадочной площадки он не дал.
Космодром для челноков с орбиты пришлось обустраивать на краю пустыни, примыкающей к саванне. За нашей деятельностью бдительно наблюдали соглядатаи Великого. Оттуда мы вертолётами добирались в основной лагерь у подножия гор, а дальше караванами по тропам на низкорослых лошадках.
Такие длительные перемещения да по жаре удовольствия совершенно не доставляли. По этой причине я редко выбирался на базу, предпочитая общаться по видеосвязи, благо наша орбитальная станция, раскинув сеть спутников, давала такую возможность.
Большая часть экспедиции обосновалась в незаселённых районах с умеренным климатом и только нашей группе психологов - контактёров да биологу Сивунову, прилепившемуся к нам в качестве медика, приходилось изнывать от тропической жары.
Со временем Великий Правитель выделил нам место во дворце, удивительно, но там оказалось прохладнее, чем в наших палатках с кондиционерами. Чем ближе я узнавал этот народ, тем больше проникался к ним симпатией.
Они были просты и бесхитростны, но обладали чувством собственного достоинства не зависящим от социального положения. Местные жители относились к нам с уважением, но требовали такого же уважения к себе. Близкого неформального общения удостаивались лишь единицы.
Через год я вдруг понял, что аборигены неплохо понимают русский язык, но почему-то скрывают это. Этика переговоров предполагала общение на международном языке, но порой у меня проскакивали фразы на родном могучем и по тщательно сдерживаемым смешкам аборигенов, я сделал вывод, что они отлично понимают смысл моих порой излишне эмоциональных выражений.
Я постоянно жил в ожидании какой-нибудь пакости. Особенно начинал нервничать, когда прибывала новая группа моих коллег. Я знал, что их сто раз проверят все службы, но всё равно ждал подвоха. Я не мог быть уверен в незнакомых людях и старался не допускать их к правящей семье, которая за эти годы стала мне родной.
Когда началась эпидемия, я думал, что кто-то из новой смены притащил заразу. Я знал, что обычная для нас вирусная инфекция может выкосить всё население. Я наседал на Кондратия, чтобы он поспешил с вакциной и пригрозил, что не отпущу его домой, если он не остановит эпидемию.
Когда заболели дети Великого и он сам, я был в панике, тогда во мне вспыхнула такая злоба, что захотелось свернуть шею этому никчёмному биологу, которого интересовала только собственная научная работа, о ней он мог болтать часами.
Я был в ярости от того, что ничем не могу помочь Правителю и его семье. Петкаль за неделю выкарабкался, его жена гостила у родственников, туда зараза не дошла, мы сразу закрыли город, а вот дети продолжали температурить. Вирусная инфекция перешла в лёгочную форму.
Ночью я по ступеням поднялся на пирамиду святилища и молился всем богам сразу. Я готов был отдать все свои силы, чтобы спасти детей, чтобы прекратить эпидемию. Я услышал гул, и вскоре над пирамидой завис вертолёт, включив связь, я попросил объяснить, что они тут делают. Оказалось, Кондратий послал аварийный вызов на базу. Он просто решил сбежать. Кондратия Сивунова нашли утром у подножия пирамиды со свёрнутой шеей.
Странно, но после этой ночи эпидемия пошла на спад, больные стремительно выздоравливали, новых случаев заболевания не было. Дети Петкаля через несколько дней уже резво бегали.
Меня, наконец, отпустило, и я с тихой радостью наблюдал за Аней, как я прозвал Анпэ. Девочка выросла, а после болезни вдруг резко повзрослела. Когда мы прибыли на планету, ей было тринадцать, её брату одиннадцать. Анпэ из милого ребёнка превратилась в красавицу, по которой вздыхали самые завидные местные женихи, а меня душила злоба или это ревность?
Я так привык к своей Ане, которая каждый день вертелась рядом, разбавляя мою рутину детской бесшабашностью и беззлобными шалостями. Именно с её помощью я познавал удивительную суть этого народа. Она словно незаметный проводник указывала мне путь.
Петкаль посмеивался и косил глазом, когда Аня забиралась ко мне на колени, а я делал вид, что совершенно ничего не происходит, но на душе скребли кошки. Я с ужасом понимал, что вскоре мне придётся расстаться с этой светлой девочкой навсегда.