— О нет, не надо! Терпеть не могу, когда дети плачут! Послушай, Мирабелла: господь слишком занят, чтобы наказывать маленьких девочек. Если он допустил создание магии, то значит, он хотел этого, разве нет?
— Господь добрый.
— Ну, а разве ты злая? Или эта книга? Или я, с такими-то лапками?
Мира посмотрела на розовые подушечки на лапках Озрозона и уверенно кивнула. Такими лапками даже муху не обидеть! Он точно не злодей. Да и она тоже не злая, друзья подтвердят! А книга, как в принципе книга может быть злой или доброй? Она же не разумное существо.
— Но ты ведь заберешь мою душу? — почти с надеждой спросила Мира. Ей хотелось услышать «да», не потому что она бы с радостью отправила свою душу в ад, а потому что иначе у нее никак не складывалась картинка. Не может быть что-то безвозмездным. За все нужно платить.
— Нет, — покачал головой Озрозон. — Я не демон, Мирабелла. Я был создан автором гримуара для его защиты. А автор — обычный человек, как и ты. Только чуть более умный. Но и ты станешь мудрой, если будешь использовать эту книгу.
— Но зачем это кому-то? — спросила Мира, рассматривая гримуар на вытянутых руках. — Зачем кому-то делиться со мной знаниями, ничего не желая взамен?
— Потому что иначе эти знания бы пропали, — пояснил Озрозон. — Знания ничто, если никто их не знает, прости за глупый каламбур.
Мирабелла снова взглянула на странного кота, еще колеблясь.
— Ты правда меня не обидишь?
— Я не могу обидеть владельца гримуара.
— Почему там было написано, что меня возненавидят?
— Потому что люди не любят тех, кто владеет тайным знанием. Если кто-то узнает о том, что ты можешь колдовать, тебя все будут ненавидеть. Будут завидовать тебе. Можешь считать, что это та самая плата, о которой ты так волнуешься, Мирабелла.
Мира закусила губу. Всеобщая ненависть, да? Но разве кто-то в целом мире любит ее? Кому-то есть для нее дело? Нет. Значит, ничего не изменится. Значит, она ничем не жертвует.
Мирабелла глубоко вздохнула и приняла решение. Озрозон смотрел на нее внимательно, с любопытством, а увидев улыбку на ее лице улыбнулся в ответ. От этого зрелища Миру передернуло.
— Так… Как ты сказал тебя зовут?
— Озрозон, — в третий раз повторил он.
— Я буду звать тебя Оззи! — улыбнулась Мирабелла. — Ты можешь звать меня Мира. Скажи, Оззи, на что способна эта книжка?
— Заклинания, записанные в гримуаре, могут выполнить любое твое желание. Я покажу тебе, если ты дашь мне прикоснуться к твоему лбу; так я смогу прочитать все твои мысли. Разрешаешь?
Более не колеблясь, Мирабелла взяла Оззи в руки и пододвинула к себе. Он был теплый и пушистый, как настоящий кот, только таким черным, что казался не живым существом, а очень глубоким углублением в пространстве, как яма. Теплая лапка Оззи легла на ее лоб.
— О, я вижу, — он посмотрел на нее почти с сочувствием, — ты несчастное дитя… Хотя о чем это я! Ведь ты герцогиня!
— Да, я герцогиня! — улыбнулась довольно Мирабелла. — Герцогиня Мира!
— А герцогине не пристало плакать из-за грязной рубашки, — улыбнулся Оззи, и Мира снова вздрогнула при виде этой пугающей улыбки. Но затем случилось что-то настолько удивительное, что все страхи остались позабыты: старый, плесневелый подвал охватила волна белоснежного сияния, и на глазах Миры все книги стали яркими и новыми, как только что из магазина. Старый грязный пол превратился в алый мягкий ковер, обшарпанные стены оказались обклеенными красивыми обоями, дырка в потолке исчезла, но вместо нее появилась люстра в форме цветка, из которой лился яркий свет, и весь подвал, еще недавно такой мрачный и грязный, стал уютной, чистенькой библиотекой, в которой Мирабелла с радостью бы провела остаток своих дней.
И сама Мира тоже изменилась. На ней больше не было неудобной школьной формы, вместо нее она обнаружила на себе изящное, шитое золотом шелковое платье с прозрачными воздушными рукавами. На ее руках были кольца и браслеты с драгоценными камнями, на ногах — удобные изящные туфельки на резном каблуке. Косы тоже исчезли, и Мира чувствовала на своей голове какую-то высокую прическу, но без зеркала не могла ее осмотреть; впрочем, платье, туфли и украшения так восхитили ее, что до прически просто не было уже дела.
— Не может быть! — почти визжала от счастья Мирабелла. — Это чудо! Это чудо, Оззи! Спасибо! Спасибо!
Кот улыбался и щурил глаза, наблюдая за ее счастьем.
— Вот теперь ты действительно герцогиня, Мира.
— Это лучший день в моей жизни!
Прежде заколоченная дверь открылась, и на пороге подвала появилась леди Эллен, больше не голая грязная Барби с неаккуратно обстриженными волосами, а живая молодая девушка, с изящной короткой прической, в корсете и длинном платье, с элегантным веером в руках и винтажным медальоном-камеей на воротнике.
— Мира, что же вы так долго? — спросила она слегка осуждающе. — Обед остынет! Доброго дня, господин Озрозон! Барон фон Браун сгорает от нетерпения, так хочет засвидетельствовать вам свое почтение…
Мирабелла, не веря своему счастью, бросилась к Эллен и повисла у нее на шее.
— Ах, Эллен!
Леди слегка смутилась, но все же обняла герцогиню в ответ, прижавшись теплой, живой щекой к ее голове.
— Герцогиня Мира сегодня в чудесном расположении духа, — усмехнулся Оззи. — Должно быть, это связано с помолвкой леди Катрин и месье… э… месье Колбасы?
— Де Соссис, — поправила его Мирабелла, — Месье де Сосисс — известный дизайнер одежды! Но я не знала, что у него есть что-то с нашей Катрин!
— Как, я вам не рассказала? — ахнула Эллен, взяв Мирабеллу под локоть. — Не может быть! Всем сказала, а вам нет? Так вот, вчера я шла на вечерний променад вдоль реки, и, нет, вы не поверите, милая герцогиня, что я увидела в беседке ресторана месье Алтона! Нашу Катрин да Сосисса! Они не просто разговаривали, как вы можете подумать, они самым откровенным образом целовались! И я подумала…
Под руку, они поднялись по красивой лестнице в теплый, пахнущий едой и духами особняк, полный громких разговоров. Мимо прошли служанки в стильной зеленой униформе и поклонились Герцогине, подошел высокий и широкоплечий Виктор в пенсне, справился о здоровье хозяйки. Мирабелла была совсем пьяна от счастья.
В столовой, освещенной солнечным светом из высоких прозрачных окон, уже собрался весь обыкновенный бомонд. Пузатый барон фон Браун сидел со стаканом чая в руках и басом рассказывал что-то нежной Катрин, поглаживая свой густой ус. Тиль, шут в пестрых одеждах, стоял за его спиной и молча передразнивал, отчего Катрин весело смеялась. На огонек также заглянул виконт де Рококо во франтовском камзоле, и Эллен шепнула на ушко Мире, что с господина виконта можно прямо сейчас писать картину «Грехи Знати». Мира прыснула, и все взглянули на нее, повскакивали со своих мест, бросились приветствовать хозяйку. Мира пожала им руки, села за стол, улыбаясь так, что болели щеки. Служанка налила ей чаю, Оззи забрался на колени. Эллен села на соседний стул.
— Ах, Эллен! — радостно воскликнула Мира, взглянув на нее полными слез глазами. — Так хорошо! Я так рада, что теперь вы тоже любите меня!
— Но милая Герцогиня, мы всегда вас любили, — ответила Эллен, улыбаясь. — Даже когда не могли сказать вам об этом, мы любили вас.
— Точно! — глубоким басом подтвердил барон фон Браун. — Мой предыдущий хозяин отрезал ножницами мне ногу, а его матушка выбросила меня на помойку! И только доброе сердце герцогини пожалело меня…
— Постойте! — испугалась Мира и схватила Эллен за руку. Рука была теплой. — Вы же не игрушки!
— Магия подарила нам возможность побыть людьми, — сказала Эллен, — но на самом деле и без нее мы любили вас. В каждом человеке, даже если в его руках нет гримуара, заложена удивительная, невероятная магическая сила, и если этот человек оживляет какой-нибудь предмет, то предмет и в самом деле становится живым. Когда люди любят игрушку, или какой-нибудь аксессуар, да хоть шариковую ручку, то этот предмет тоже начинает любить хозяина. Вы не замечали, герцогиня? О них еще говорят, что они приносят удачу. Это все любовь.