– Садись, садись, внучек! – засуетился мой дед, едва я вернулся в Канцелярию. – От тебе от Иван Палыча привет – жареные колбаски, вку-у-усные! А к ним он тебе опять мешанину-то понаделал вашу басурманскую.
Иван Павлович это, как я уже говорил, шеф-повар во дворце. На самом деле он француз Жан-Поль де Бац, но у нас его имя быстро переделали на русский манер, а он и не против. Мы с Иван Палычем в дружбе. Как сойдемся, так часами можем под французский коньячок да с интересными закусками обсуждать различные блюда из моего времени. А эта мешанина, про которую дед упомянул это наш очередной гастрономический эксперимент. Рассказал я как-то Иван Палычу об оливье да майонезе, он и загорелся, вот только идеала достигнуть никак не можем.
– Ну, чаво задумался, внучек? Остынут же ить колбаски!
Колбаски пахли одуряюще.
Я схватил вилку, воткнул в ближайшую ко мне колбаску и из неё брызнул во все стороны горячий сок. Красота. А вот с оливье опять неудача. Сам состав уже близок к идеалу. Вместо колбасы – курятина, но это вполне подходящая замена. Зеленого горошка так и нет, но Иван Палыч закатал несколько банок к Новому году, а вот майонез ну никак у нас не получается. Будем продолжать наши опыты.
– Михалыч, – прочавкал я, – я тут подумал, надо бы нам ремонт сделать в Канцелярии, а?
– Ты кушай, внучек, кушай. На, от, кваском запей.
– Ремонт, говорю…
– Хороший квас. С брусничкой!
– Стены все ошарпаны…
– А выпрошу у Иван Палыча изюму, ить такой ядрёный квасок заделаю, у-у-у!
– Потолок кривой и уже черный почти…
– У меня закваска, внучек, ишо с того года сохранилась. Хоро-о-ошая…
– Двери в спальни совсем гнилые…
– Да сдался тебе этот ремонт! – рявкнул, не выдержав дед. – Тыщу лет дворец стоит и безо всякого ремонта. Дел у нас столько, а ему ремонт… Да еще слово такое выдумал – ремонт, тьфу!
Михалыч вдруг оказался очень занят по жизни принципиально. Оладики мне сделать, это всегда пожалуйста с удовольствием, а вот самому обои поклеить… Да и бесенят своих, Тишку да Гришку для ремонта выделить это фигушки. Маленькие они ишо. Ага. Как слив из царского, пардон, туалета переправить в тронный зал и залить его, еще раз пардон, фекалиями, так им сил хватает. Запрячь трех скелетов таскать корыто и рассекать в нём по коридорам тоже ума хватило, а как потолок побелить в родной Канцелярии, так маленькие они.
– Ну, Михалыч…
– От, вредный ты у меня, Федька. И нудишь, и нудишь… Да сделаем тебе твой ремонт! Вот с делами разберемся и сделаем.
Поставил задачу и все сразу кинулись выполнять – это не про Канцелярию. Тут люди творческие, надо сначала обдумать хорошенько, прикинуть как и что, а главное – морально созреть.
– И какие это у нас дела, Михалыч? Бесенятам твоим новые штанишки пошить или Маше пирожков нажарить, чтобы любовные романы лучше проскальзывали?
– Фи, мсье Теодор, – тут же откликнулась Маша с дивана. – А с чем пирожки?
– А ты, внучек, про Аристофана забыл? – отмахнулся от вампирши дед. – Что он тут всё утро завывал?
Ох, точно. Надо же к Кощею пойти разузнать, что он там опять затевает.
– Ладно, я тогда к царю-батюшке пошел, а вы тут прикиньте все-таки, что нам для ремонта надо. Ну, там материалы, смету набросайте, а я потом её отнесу Агриппине Падловне в бухгалтерию.
Маша помахала мне ручкой, а Михалыч распахнув дверь, выпроваживая поскорее, пробурчал:
– Скатертью дорога.
Я вышел из Канцелярии и пихнул в соседнюю дверь ногой:
– Аристофан! С вещами на выход!
Дверь приоткрылась и в клубах дыма, вырвавшихся из казармы бесов, показалась голова Аристофана:
– Это… Босс?
– Пошли к Кощею. Подождешь там за дверью на всякий случай… Как вы не задохнётесь там?
Бес гыгыкнул и выскочил в коридор, плотно притворив за собой дверь.
Что они там вытворяли, я не знаю и знать не хочу. Может, жарили что, или курили какую-нибудь гадость. Бесы, что с них взять.
Мы зашагали грязными коридорами к кабинету Кощея. Аристофан у Кощея мне был особо и не нужен, а вот в качестве защиты от Гюнтера, камердинера Кощея, очень даже пригодится. Гюнтера я терпеть не мог за вечно недовольную высокомерную рожу. Но если раньше я старался просто не обращать на него внимания, ну или подкалывал иногда, то теперь я избегал Гюнтера, как только мог. А началось всё с шуточки Кощея, которую он выдал на банкете в честь победы над адскими демонами.
Толкая очередной тост, Кощей ради разнообразия, а может и просто устав хвалить самого себя, посвятил его мне. Ну и расписывая мои достижения в частности и всей Канцелярии в целом, Кощей выдал фразу на смеси официального и блатного языков, типа «А еще у моего Федора Васильевича, имеется очко рогатое, хвостатое и очень мощное». Ну вот, вы – люди нормальные, сразу поняли, что раз у меня в подчинении двадцать один бес, включая Аристофана, то Кощей выдал каламбур, имея ввиду знаменитую карточную игру «Двадцать одно» известную так же как «Очко». Так то – вы. А вот Гюнтер, оказавшийся по жизни очень пра-ативным, сразу навострил ушки, поняв Кощея в совершенно извращенном смысле. И тем же вечером прислал для меня в Канцелярию орхидею, изящно упакованную в голубенькую коробочку. Бр-р-р!
Мои добрые глубоко мне сочувствующие сотруднички ржут до сих пор. Гюнтер делает мне глазки при любом удобном случае. А я обхожу его стороной, практически не появляюсь у Кощея и если и рискую наведаться к нему в кабинет, то только в сопровождении кого-нибудь. И ведь прибить его нельзя. Так бы делов-то, того же Аристофана попросить и прощай навсегда милый Гюнтер. Это тут у Кощея запросто в порядке вещей. Да только ценит своего дворецкого Кощей. Ну как же, шарман, прямо как в просвещённых Европах, прямо как в лучших домах Парижа и Лондона. Прибей такого, так Кощей обидится. И вот тут уже и не знаешь, что хуже – обиженный начальник или махровый извращенец.
Только мы зашли в приёмную как Гюнтер засиял как гламурная блондинка при виде нового айфона и бросился мне наперерез, однако был остановлен мощным тычком Аристофана.
– Иди, босс, я тут подожду.
Благодарно кивнув бесу, я постучал в дверь кабинета:
– Ваше Величество, разрешите?
И не дожидаясь ответа, зашел внутрь.
Как всегда у Кощея в кабинете был бардак. Мне безумно нравилась его рабочая обстановка, эти наваленные горами на столе старинные манускрипты, рукописи, листы пергамента. Расставленные в беспорядке на полках, стеллажах и шкафчиках самые различные колбы, пробирки, какие-то странные приборы, а может и не приборы, чучела по стенам, картины, какие-то листы в рамочках, в общем, классический кабинет сумасшедшего ученого.
Сам Кощей восседал в кресле за своим столом и, увидев меня, махнул рукой:
– Давай, Федор Васильевич, присаживайся. Случилось что?
– Здравствуйте, Ваше Величество, да нет, просто хотел узнать подробнее, что вы там моим бесам за задание дали на счет меча какого-то?
– Вот на счет какого-то тут ты в точку попал, господин мой Секретарь. Есть меч, точно, а вот что он из себя представляет, не понять.
– Да может и ну его тогда?
– Нет, не ну его. А вдруг там вещица ценная, для меня полезная?
Я пожал плечами. Если Кощей загорелся идеей, то его не переубедить.
– Вот что, Федя, я сейчас один разговор затеваю как раз и меча этого касающийся, да и других дел наших интересных, а ты посиди пока, помолчи да послушай.
Я кивнул, а Кощей проорал:
– Гюнтер! Давай-ка сюда нашу красну девицу!
Дверь распахнулась и в проёме показался Аристофан.
– Босс, – кивнул он мне. – Царь-батюшка, – поклон Кощею. – А Гюнтер это… покурить вышел. Я за него. Вот ваша шмара.
Он освободил дорогу и в кабинет вошла та самая чернявая девица, которая хотела отравить участкового. Поклонилась Кощею, мне и замерла у дверей.
– А, Олёнушка! – доброжелательно воскликнул Кощей. – Проходи, проходи. Федя, ну-ка дай Олёнушке, слуге моей верной, вон тот стульчик, что у стены стоит.