Блики солнца в преисподней - Валерий Вайнин

23 сентября, четверг

1

Утро было как утро, хотя, казалось, ему тесновато в этой московской квартирке. Распахнутая форточка словно приглашала солнце на кухню, и солнце заглядывало из чистого любопытства: что за дятел тут поселился и стучит, стучит?..

Загорелый молодой человек, одетый в джинсы и голый выше пояса, колотил по клавишам пишущей машинки. Его тренированные мышцы пластично ходили в такт ударам пальцев, а худощавое лицо выражало досаду.

– Чёрт! – пробормотал он, уставясь в напечатанный текст. – Тошниловка просто!

Тут на кухню явилась зелёноглазая девушка в коротком зеленом платье. И в зеленых туфлях на шпильке. Густые пепельные волосы волнами падали на её плечи. Ноги её и фигура казались совершенными, а лицо было столь красиво, что могло вызвать умопомрачение.

– Ну? – проговорила она. – Чего ты тут разнылся?

– Не твоя забота, – буркнул молодой человек, вперясь в текст. – Сам с собой разговариваю.

Девушка приблизилась.

– А вот это уже хамство. – Она поводила пальцем перед его носом. – Никогда не смей разговаривать сам с собой в моём присутствии. Понял, морда?

– Угу. – Молодой человек выдернул из машинки лист, скомкал и швырнул на стол. – Ни фига не движется. Бездарь я дремучая.

– Кто бы спорил? – Девушка присела к нему на колени. – Но ведь упорства нам не занимать, правда? Не талантом возьмём так задницей. Вернее двумя задницами. И могу тебя уверить: когда две такие задницы берутся за дело, Гомер, Стендаль и Достоевский ворочаются в гробах.

Губы молодого человека дрогнули в улыбке.

– Дашка, отвали. Дай потрудиться.

Сунув ему под нос кукиш, девушка пошуровала среди смятых бумажных листов.

– Зачем ты выбросил мой абзац, засранец?

– Затем, что он бледный и грамматика хромает.

– Врёшь. Приведи пример.

Молодой человек возвёл глаза к потолку.

– Да сколько угодно. «В этой связи должна признать…»– процитировал он. – Достаточно или ещё?

Зелёные глаза девушки воззрились на него.

– И что здесь не так?

– Не в «этой связи», Даш, а «в связи с этим». Неужели не ясно?

– Глеб, ну ты зануда! Все говорят «в этой связи», и никто в обморок не падает.

– И флаг вам на башню! Говорите, если слух не режет! Присовокупите сюда же перлы типа «вовнутрь», «навряд ли» и «пятизвездочный отель»! Ополоумели просто!

Глаза Даши блеснули.

– Спокуха, мэтр! – Она куснула мужа за ухо. – Если у тебя буксует роман, это не повод на весь мир бочки катить.

– Не на мир, а на полуграмотных олухов.

– Типа меня, что ли?

Хмыкнув, Глеб нажал на кончик ее носа.

– Дашка, опоздаешь. Иди, а я тут поработаю задницей. Чтоб Гомер в гробу перевернулся. Давай-давай, вали.

Глянув на свои часики, Даша встала с его колен.

– И то правда. – Она вышла в прихожую, надела плащ и заглянула на кухню. – Я возьму «жигуль».

Глеб заправил в машинку бумажный лист.

– Естественно, – кивнул он, принимаясь печатать.

– Доберешься ножками, – уточнила Даша.

Набирая скорость, Глеб стучал по клавишам.

– Доберусь куда?

– В школу, детка.

– Зачем? У меня выходной, забыла?

Даша поправила на плаще поясок.

– В пять часов педсовет, забыл?

Глеб в досаде перестал печатать.

– Какого лешего? Даш, я не попрусь.

Даша вновь взглянула на часики.

– Любовь моя, если ты не притащишь свой зад на педсовет, Зинаида сожрет меня с потрохами. Даже если моя грамотность тебя не устраивает, вряд ли я этого заслуживаю.

– Черт с вами, буду.

– Ровно в пять, морда.

– Зуб даю.

Даша вышла из квартиры, захлопнув дверь. За спиной ее раздавался пулеметный треск машинки.

2

Во дворе дома, метрах в пятидесяти от подъезда, притулился черный «мерседес». В нем сидели двое, одетые в дорогие переливчатые плащи. За рулем был поджарый пожилой крепыш с несколько оттопыренными ушами, и рядом развалился толстяк, темные волосы которого артистично драпировали шею. Толстяк курил и жмурился на отраженное в стеклах солнце.

– Долго торчать, Володь? – хмуро осведомился крепыш. – Может, она вообще не выйдет.

Толстяк стряхнул пепел в окошко.

– Выйдет, потерпи.

– Дел полно, – буркнул пожилой.

Толстяк окинул его взглядом.

– За все твои дела, Гаврилыч, я тебе плачу. Причем не слабо.

– Володь, я же не про то. Времени просто жаль.

– Деловой ты наш. Гаврилыч, может за это ожидание тебе отстегнуть особо? Скажи не стесняйся: сколько там по твоему счетчику?

Крепыш обиженно засопел.

– Лады, Владимир Сергеевич, ваши деньги – вы босс. По мне хоть до ночи тут…

– Не лезь в бутылку, – хохотнул толстяк. – Интеллигентные мужики, Федя, секут юмор… Вот и дождались! – Он ткнул сигаретой в сторону подъезда, из которого показалась Даша. – Оцени, Гаврилыч, и поделись впечатлениями.

Даша торопливо шла к старенькому «жигуленку».

Рот Гаврилыча приоткрылся сам собой, и оттопыренные уши покраснели.

– Гвоздь мне в печень, вот это баба!

Довольный произведенным эффектом толстяк усмехнулся.

– Можно за такой побегать?

Пожилой крепыш прокашлялся.

– Не можно, Володь, а нужно.

Толстяк Володя насмешливо на него покосился.

– Губы – то не раскатывай. Моя будет.

Даша, меж тем, забралась в «жигуленок», лихо развернулась и выехала через подворотню.

Володя выбросил в окно окурок.

– Давай за ней, не разевай варежку.

Водитель стряхнул оцепенение, и «мерседес» покатил за «жигулёнком».

– Где ты ее подцепил? – выдохнул Гаврилыч.

– Держись в двадцати метрах. – Выверенным жестом толстяк откинул волосы со лба. – Еще не подцепил. Вчера засек возле универсама и проследил до дома. Теперь выясним, в какой фирме она служит, и сразу в атаку.

У перекрестка «жигуленок» нахально проскочил на желтый свет. «Мерседес не отстал, в точности повторив его маневр. Гаврилыч скривил губы в усмешке.

– Судя по колымаге, платят ей копейки. Странно.

Володя не отрывал взгляда от «жигуленка».

– Не странно, а замечательно. Мы откроем перед ней перспективы, никуда не денется.

Обгоняя грузовик с кирпичом, Гаврилыч покачал головой.

– Странно, говорю. Такая баба не может работать в шарашкиной конторе: коленкор не тот.

Толстяк пожал плечами.

– Кто сказал, что ее фирма не крутая?

– А в крутой фирме, Володь, такая краля будет ездить на «BMV», стоит ей лишь пальцами щелкнуть.

– В общем, конечно. Однако, Федя, всякое бывает. Может, к примеру, босс ее – тоже баба. И вообще – коллектив у них женский. Не реально, скажешь?

Гаврилыч вновь качнул головой.

– Из женского коллектива ее бы просто выперли. На кой она им сдалась такая? Кстати, она замужем?

– Откуда я знаю?

– Гвоздь мне в печень, Вова, ты даешь!

– Гаврилыч, не зли меня! – взвизгнул вдруг толстяк, и лицо его побагровело. – Какая мне к свиньям разница?! Если замужем…

– Тихо, – перебил Гаврилыч, глядя в зеркальце, – по-моему нас пасут. Причем внаглую.

– Кто? – обернулся Володя.

– Вон красный «москвич». Интер-ресно!

– Менты, что ли?

– Да уж не ФСБ. И не бандиты.

Подумав, толстяк отмахнулся.

– Пес с ними. Поцелуют меня в то самое отверстие. – Он сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и закурил. – Езжай, Гаврилыч, как ехал. Так во́т, если она замужем и катается на этой развалюхе, муж ее – явление переходное. В расчет его можно не принимать, не ходи к гадалке. Так же как, скажем, тот красный «москвич». В моих возможностях дать этой девушке то, чего она лишена. Разве не так, Федя?