Обожжённая душа - Богатова Властелина страница 4.

Пребран фыркнул. Хорошо, что князь Вячеслав не отправил с ним Избора. Тот ведь до сих пор смотрит на него косо. Всё из-за той выходки, когда княжич пытался сбежать из детинца. Много зим уж прошло, а Избор всё держит зло, не простил. Хоть Пребран и был сейчас другим в чём-то, а в чём-то…

Он с иронией глянул в сторону девушки, что выглядывала из-за спины Ерусы, подмигнул, досадуя на то, что меж ними столбом стоял хозяин постоялого двора и пара столов, снова отвернулся. Да, в чём-то не изменился вовсе.

Пребран придвинул к себе чашу с рыбиной. Изголодался он за время пути основательно, и не только по женщинам, но и по вкусной еде, с вяленого мяса уже нутро всё сворачивалось. Княжич положил в рот кусок отщеплённой мякоти, обжигая язык, стал с жадностью пережевывать. Мясо во рту таяло само. Пребран сдобрил вкус кислой брагой, испытывая истинное наслаждение.

– Что будем делать? – спросил Ждан, разбавляя тишину. – Может, всё же ещё одну ночку перекантуемся как-нибудь?

Он был ещё молодой, но выслуживший у князя доверие мужчина с рыжими, как рябина, волосами и такими же усами и бородой, что делали его облик ярким, и среди белого снега он напоминал всполох костра.

– Дороги замело, пройти невозможно.

Пребран оглянулся, и снова в него врезался потемневший взгляд Ерусы.

– Нет, – ответил твёрдо княжич.

Из двух бед выбирают меньшую. Ему самому не хотелось застревать в лесу в сугробах да ночевать на морозе, но оставаться на постоялом дворе становилось опасно.

– Деревень поблизости много. Найдём ночлег в другом месте.

– Это верно, – подхватил Вяшеслав слова Пребрана. – По глупости быть отравленным Ерусой не хочется, а тот явно точит ножи, – добавил воевода вполголоса, а потом, не таясь, хохотнул, бросая взгляды на хозяина двора.

Ждан верно сначала не понял, к чему это он, но, подняв взгляд на покрасневшую девку, что жалась к прилавку, верно услышав их разговор, тоже захохотал, привлекая внимание и других постояльцев.

– Обеда ждать не будем, выдвигаемся прямо сейчас, – сухо сказал Пребран, отодвигая чашу с недоеденной пищей.

Вспомнил ночь с блудницей, и нечаянно перед его внутренним взором возникла та, о которой он предпочёл бы никогда не вспоминать. Когда-то он точно так же посмеялся, потом пришлось горько сожалеть.

Тяжело вздохнув и перестав пережёвывать пищу, которая в раз стала безвкусной, Пребран помрачнел. Нутро скрутило до тошноты. Если бы можно было выдрать её из памяти, то он бы сделал это. Освободиться от всего того, что с ним случилось почти пять зим назад, от всех унижений, которые испытал на собственной шкуре, от неудач, что подрывали волю, настигая в самое неподходящее время. Стоило ему найти хотя бы какую-то опору и пустить молодые побеги, все тяготы злого прошлого обрушивались на него и сламывали, открывая старые раны. Сделалось гадко на душе, а рвущаяся наружу злость ядом разъедала нутро, едва ли не вынудив выскочить из-за стола. Впрочем, ещё никогда не случалось того, чтобы при воспоминании о травнице Пребран оставался холоден. Его всегда будет вот так скручивать, что хоть на стену лезь, а в груди будет разливаться такая пустота, от которой хочется выть.

Неожиданно распахнулась дверь. В помещение хлынула на миг стужа, прокатываясь по ногам, серебристый пух влетел в горницу вместе с пришлыми. Двое мужей, срывая шапки с голов, отряхивая себя от снега, прошли вглубь, расселись за другой стол по лавкам. Уже вскоре заметили княжескую свиту.

Смотрел сначала один, седой, с глубокими глазницами, потом закрутил головой и другой, мужик помоложе, зим так сорока, с густой бородой и тёмными, как дёготь, волосами.

Они перестали таращиться, когда вышла к ним девка, неся в руках крынку питья.

Пребран поднялся, не находя смысла больше оставаться здесь. Одевшись в кожух, застегнул на груди петли.

– Остальных поднимайте. Жду на улице, – вышел из-за стола и, ощущая втыкающиеся в спину пристальные взгляды, покинул горницу.

Спустился по длинной лестнице крытого тесаными досками крыльца. Привыкая после тёмного помещения к яркому белому свету, прищурился, скользнув взглядом по заснеженным туманным далям и едва приметным постройкам. За несколько саженей не было видно ничего, всё скрывала стена сыпавшего с неба снега. Белые пушистые хлопья нескончаемым потоком опадали на землю, укрывая поля, леса и реки. Вдыхая студеный воздух, Пребран ощутил, как кипучая река покрывается льдом холодного равнодушия, вновь впадая в спячку, и былой злости как и не бывало.

Мороз жёг кожу, не давая долго стоять на месте. Пребран спустился во двор. На ресницы и голову быстро налипли хлопья. Он постоял несколько мгновений в тишине, пока к нему не вышел Будята. Княжич наказал прислужнику собирать вещи в дорогу. Натянул на голову меховую шапку, которую вручил ему Будята, и решил пойти сразу к конюшням, но на крыльцо вдруг вышли постояльцы. Всё так же с подозрением смотрели в сторону княжича и о чём-то тихо беседовали. Внутри росла тревога. Неспроста всё. И будет лучше как можно быстрее убраться с этого места.

Подняв ворот кожуха, княжич прямиком направился к постройкам.

У скотного двора никого не было, да и пройти ко входу не так-то просто оказалось, дорожку замело по колено. Пришлось брать деревянную лопату и расчищать снег. Пребран откровенно клял Ерусу на чём свет стоит, что тот не сподобился позаботиться о свои гостях и заранее расчистить дорогу. Ругал и Будяту, своего сподручного, который задерживался и казать нос на мороз не спешил. Бросив ждать подмогу, Пребран счистил снег с прохода, перекидав его за плетень. Справившись, он изрядно вспотел в жарком кожухе, смог, наконец, войти внутрь конюшни. Стоило шагнуть через порог, в нос пахнуло душным спёртым воздухом с запахом соломы, конского навоза и пота. За перекладинами, фыркая и пережёвывая сено, стояли шесть мастистых скакунов дружинников, и более ничьих лошадей не было. Подобрав с бочки краюху хлеба, княжич приблизился к своему жеребцу, скормил ему хлеб.

– Осталось немного нам топать, – успокаивал он скорее себя.

«Немного, если вновь не заплутаем».

В конюшню нырнул отрок в длинном тулупе явно не по размеру и в шапке меховой. Поморгав испуганно, кинулся хлопотать, навёрстывая упущенное, пока его не выпороли. Княжич к себе его не подпустил, сам подобрал сбрую, принялся взнуздывать. Отрок был и рад тому, молча занялся другими, стараясь не попадаться на глаза.

Грудной и могучий голос Вяшеслава раздался во дворе, когда уже кони были готовы к дороге. Водрузившись в седла, мужчины поспешили покинуть выселки. Провожать их, знамо дело, никто не вышел. Может, оно и лучше. Да и вообще никого не было на дворе, ушли и мужики с крыльца.

«Что за дикое место и люди дикие?» – с брезгливостью фыркнул княжич, припоминая, чего наслышан о племени увягов. Раньше, тут князь сидел, но местные волхвы и жрецы изжили его, изъявив волю быть сами себе хозяевами. Конечно, в этой деревеньке должен быть староста, и княжич имел право высказать обиду за неподобающее отношение, но потом, подумав хорошенько, понял, что, скорее всего, правды не добьётся, и как бы его не изжили вместе с дружиной. А подмоги ждать не от кого, ближайшее княжество – Орушь, и то, по всей видимости, не шибко раздольное. Потому лучше потерпеть. Голова ему ещё нужна. По крайней мере, до того времени, как исполнит волю отца.

Сворачивая на заметённую снегом главную дорогу, всадники, беря чуть южнее к раздолью, пустили коней. В бег – не вышло, снега было, слава богам, хоть и не по брюхо, но по колено лошадям, потому всё одно замедлял ход. Вдалеке на пять вёрст в округе сквозь белую пургу видны были только тусклые тени кустарников, да очертания леса. Отряд неспешно вышел за околицу невеликой деревеньки, двинулся вдоль промоины. Реку сковало льдом едва ли не в локоть толщиной.

– Через лес поедем, – объявил Вяшеслав, оборачиваясь на дружину.

Никто не стал ему возражать. Пусть по льду и сподручнее, и быстрее, но совершенно не безопасно, а они явно нажили себе недругов. А ну как вздумает отплатить Еруса за попорченную девку, да в погоню бросится? Хотя в такую пургу даже молодой голодный зверь не сунет носа из логова. Но чем бес не шутит, лучше лишний раз поберечься. По лесу оно всё спокойнее, да и мороз там не такой крепкий, и ветра меньше.