- Вы и впрямь медики? - спросил Арсен. - Не кажется мне, что это так очевидно.
Они рассмеялись.
- Мы не просто медики. Мы лазариты. И мы в какой-то мере отщепенцы с той поры, когда четверо смельчаков ушли из обречённой цитадели катаров, называемой Монсегюр, унося тайну превыше всех сокровищ. С той поры, как французский монарх ровно через семь десятков лет совершил своё гнусное предательство.
Мы собираем по всем землям врачей. Даровитых. Талантливых, Гениальных. Как ты.
- Я не одержим никаким гением, - возразил Арсен.
- Не беда, у нас это быстро случается. Особенно с теми, кто скорее подобен зверю, чем человеку. Ты по своей природе ищейка, идущая по следу любого поветрия.
- Уж коль меня женят, не спросясь моего согласия, хоть поясните свои слова о катарах и лазаритах.
А так как его без лишних слов стали числить не в женихах, но в младшим братьях Зелёного Ордена, ему объяснили. Не сразу и не в таких точно словах, как он запомнил, потому что несколько позже Ной не однажды поднимал разговор на эту тему, развивая её и позволяя ей, как голому весеннему древу, обрасти листвой.
Иоанниты, коим покровительствовал Иоанн Креститель, были самым первым рыцарским орденом в Святой Земле. Их целью было оказание гостеприимства паломникам, измождённым долгой дорогой и сопутствующим ей болезнями, особенно неизвестными в Европе. Хвори и недуги эти подстерегали принявших крест за каждым поворотом. Отсюда следовало, что вначале рыцарям потребовались вполне мирные медицинские знания. Естественно, что принявших опёку ордена, людей зачастую безоружных и, во всяком случае, обезоруженных, необходимо было охранять внутри госпиталя (первое значение слова было "гостиница" или "постоялый двор") и отчасти на пути туда и оттуда. Так братья начали овладевать воинскими навыками и приняли второе, более вульгарное имя госпитальеров.
Любое благое дело по природе своей развивается, ветвится и кустится, причём отпрыски нередко удивляют отцов-зачинателей. Несмотря на то, что от иоаннитов почти сразу отпочковался мощный орден тамплиеров, перетянувший на себя имущественные и охранные функции, часть их самих также сделалась мощной вооружённой силой, выросшей из прежнего эскорта. И эта ветвь всё развивалась и пышнела, грозя подавить собой остальное.
Но был ещё один отпрыск от того корня или привой к нему. История путает оба, потому что вначале у обоих был единый Великий Магистр. Это были лазариты.
Арсену, как остальным и более чем остальным - были известны отвращение и ненависть, которые испытывали здоровые по отношению к неизлечимо больным лепрой. В новых христианских королевствах Востока стали загонять за стены. Вначале их лишали даже права на духовное утешение, однако вскоре оно было настоятельно разрешено Папой. За ним явилось утешение телесное - сами врачи заболевали так же, как и прочие, кое-кто из них попадал за стены случайно, но было немало таких, которые отлично знали, на что шли. А поскольку изрядная толика пациентов состояла из обученных рыцарей, иоаннитов и тамплиеров, о коих была специальная договорённость с обоими орденами, можно было отметить и всё возрастающую воинскую мощь резервации. Нет, поправимся: мощь нового ордена, который назвался именем Лазаря, после четырёх дней смерти воскресшего волей Иисуса и прожившего новую, славную жизнь.
Рыцари-лазариты приняли в качестве эмблемы тот же иоаннитский крест, но не белый и не красный, а зелёный. Они брали в руки оружие лишь в самом крайнем случае, но тогда их воинская искусность возрождалась в прежнем облике. Они были малочувствительны к боли, умело использовали ужас, который вызывали у противника, и даже исходящее от их ран зловоние. К тому же им было почти нечего терять. Ходили слухи, что Балдуин IV Прокажённый, последний защитник Иерусалима, тайно состоял в этом ордене - во всяком случае, набирал оттуда охрану.
Вспомним, однако, слова о новой жизни, в случае самого Лазаря касающиеся отнюдь не того света.
Целители не были бы целителями, если бы не изобретали лекарств. В отличие от прочих орденов, они прекрасно ладили с большинством мусульман, и те охотно делились с ними умениями, касающимися мира. Но сами "прокажённые врачи" и "врачи прокажённых" почти не делились своими тайнами со здоровыми, памятуя о людской неблагодарности. Чтобы продлить свою жизнь и даже исцелиться - ведь не каждая выявленная проказа является таковой, - надо было примкнуть к Ордену и дать клятвы. Если вдуматься, в таком требовании не было ничего избыточного.
(Исходя из всего этого, к Арсену вначале присмотрелись не оттого, что он был успешным медиком, а из-за якобы лепрозных пятен на коже. А позже - потому что никакими заболеваниями и в первую очередь этим он не страдал.)
На протяжении своей истории Братья Лазаря то вливались в ряды госпитальеров, то выходили оттуда. Быстрая смерть на поле битвы истребляла их до последнего человека - но медленная погибель снова пополняла их число.
И перед ними открывалось всё больше секретов.
Лазариты сплетали в единую цепь всё больше намёков: и участие в Лазаре Марии Вифанской, иначе Марии Магдалины, и природу Христа, отличную от простой человеческой, и даже зловоние, исходящее от Лазаря, - некий знак причастности.
После краха тамплиеров их имущество перешло к госпитальерам. Королю Филиппу необходимы были живые деньги и сокровища, которые можно было легко превратить в золото. Земли и замки, содержание которых само поглощало немалые средства, были ему лишь обузой.
Рыцари Красного Креста, иначе - Родосские рыцари, запировали на трупах. На долю им выпала к тому же охрана границ, морских и сухопутных. Запросы их увеличивались, военная сила росла, противостояние ислама давало закалку, и ныне они на пороге того, чтобы самим стать сильнейшими пиратами и самыми крупными работорговцами Средиземья.
Рыцарям Зелёного Креста перепадали, на первый взгляд, лишь крошки от сытного пирога. Но не всякая пища служит во благо.
- Лучшая пища - знание, - говорил Реймонд, с которым Арсена соединяла связь впечатывания, иначе импринтинга, иными словами - кого ты первым увидишь в новой жизни, за тем и движешься неотступно.
- А одна из павших наземь крошек - я, - посмеивался Ной, который на самом деле стал куратором, то есть ответственным воспитателем Арсена.
Его история показалась Арсену куда более удивительной и достойной сочувствия, чем собственная. Да что говорить: на фоне того, что видел и слышал эти годы, наш медикус мог почитать себя счастливчиком.
Многие, слыша об орденах, представляют их себе состоящими из одних мужчин, кои блюдут обет безбрачия. Что до последнего, это верно лишь в общем: женатому сложно без устали совершенствоваться в боевых искусствах и применять эти умения, не думая, что за спиной у него обширное семейство. Оттого большинство рыцарей обещали обойтись без него. Но по поводу первого - люди отчего-то не задумываются, что болезнь отбирает жертв не по принципу пола. Так что внутри лазаритских твердынь подруги рыцарей и сержантов, жёны конверсов, то есть светских братьев, и учёные лекарки, обученные искусству врачевания, попадались куда чаще, чем вне их. Да и сёстры, давшие обет девственности... грех упрекать их в том, что иногда им хотелось почувствовать себя живыми.
Оттого никто так и не понял, откуда в караульной одного из "проклятых" замков появился хилый заморыш, которому бы самый отважный не дал и трёх месяцев от роду. Вряд ли изнутри - его бы давно заметили и подвергли лечению. Ещё более невероятно, что снаружи: страх перед проклятием Божиим пересилил бы любую материнскую заботу. Куда было бы легче придушить и поклясться, что так и было.
Мальчик был весь обожжён и покрыт пузырями, редкий пушок на голове казался седым, веки так опухли, что не могли открыться, и в довершение всего сил у него не хватало на полноценный рёв - так, слабое мяуканье. Оттого он пролежал незамеченным довольно-таки много времени, ибо стражники следили за чем угодно, но не за тем, что находилось у них под самым носом.