Начальник лабораторий «Северного ветра» на отсутствие ума не жаловался, и не привык в своих поступках руководствоваться велениями души, больше полагаясь на разум. Поэтому он вновь поклонился.
— Прошу простить мою несдержанность, кириос чёрный трибун. Мы сделаем всё, что необходимо. Вы сами отнесёте… хм, объект в карцер, или доверите это дело моим помощникам?
— Пойдём. А то демоны знают, что будет, если эта змеиная кровь по дороге очнётся, — уже спокойней проговорил Ульвар, и Исикава позволил себе расслабиться. — Пусть ваши помощники лучше выгрузят циаматское оборудование. Наказатель Синг…
— Всё будет выполнено, мой трибун, — сын Шивы спокойно склонил голову. Проследить за разгрузкой и промыть мозги нескольким космодесантникам. Рутина.
Если наедине Наказатели позволяли себе приятельский тон, то на людях все неуклонно соблюдали букву устава. И между собой, и, уж тем более, в обращении к непосредственному начальству.
Даже Ульвар сын Тора старался придерживаться этого правила. Не всегда получалось, да; характер у норманна и правда был несдержанный. Для знающих людей переход на фамильярный тон и на «ты» означал подступающую катастрофу, которую ещё можно было остановить. Или, в редких случаях, крайнее благодушие трибуна Наказателя. Последний раз он был настолько доволен, по слухам, полтора года назад, когда «Гамаюн» в неравном бою размазал на полсектора четвёртую армию Альянса, а потом ещё огнём прошёлся по поверхностям заселённых планет, втоптав в грязь и шлак города и миллионы их разумных обитателей.
Не зря космодесант звали Белой Чумой. После таких операций те Иные, что остались в стороне от конфликта с человечеством, облегчённо вздыхали. И молились своим богам, чтобы люди ответили подобным на подобное. Добром это было сложно назвать, потому как на помощь человечеству никто не пришёл. Но «несвершение зла» — лучше, чем полное уничтожение. Пока Империя Терра была щепетильна в вопросах видовой принадлежности противника, и представители видов, не входящих в Альянс, гибли только по собственной глупости или нелепой случайности.
А Ульвар сын Тора после таких операций пребывал в на редкость добродушном настроении. Не то чтобы его холодной душе была настолько мила жестокость, а безжалостное сердце грел запах гари. Это всё было следствием; как говорили древние, бытие определяет сознание. Главное, Наказатель точно знал: чем сильнее, болезненней и ощутимей будет удар по врагу, тем скорее кончится эта война.
Война, которую могучий норманн вёл всю свою сознательную жизнь: когда Иные вторглись в систему Ириды, сыну Тора было без малого тридцать. Детство по меркам долгоживущих полубогов. Так кто посмеет обвинить Ульвара в том, что две с половиной сотни лет сплошного огненного ада воспитали в нём отвращение к войне в целом и Иным в частности? Но он ещё надеялся дожить до того светлого мига, когда Альянс будет полностью уничтожен. И поэтому выжженные опустевшие миры Иных поднимали настроение чёрному трибуну легиона Гамаюн. В этой войне не было места снисхождению и капитуляции, это понимала каждая из воюющих сторон.
Впрочем, возвращение старых колоний тоже радовало Наказателя. И сейчас он был бы в прекрасном настроении, не найди дотошные космодесантники этой лаборатории с этой непонятной бабой в колбе. Залили бы всю базу орудийной плазмой Фафниру под хвост, сдохла бы там эта девка как милая вместе со своей лабораторией. Так нет ведь, планета под заселение, никакого расстрела с орбиты, только наземная операция!
Но и лаборатория, и предопложительно человеческая женщина в ней были объективной реальностью. И реальность эта здорово не радовала Ульвара. Чем-то очень нехорошим несло как от всей истории, так и от лежащей на его плече… спящей красавицы. Оставалось надеяться, что группа лабораторных крыс разберётся, где подвох. А если подвоха не найдут здесь, придётся отправить находку на Терру, чтобы там её мозг разобрали на нейроны, а тело — на атомы.
В то, что подвоха в случайной находке нет, трибун Наказатель не поверил бы никогда.
Карцер, совмещённый с исследовательской лабораторией, представлял собой блок из восьми небольших модулей, атмосферу в каждом из которых можно было регулировать индивидуально. Использовались эти помещения не только для содержания пленных, но и как мера дисциплинарного взыскания, налагаемая на солдат или обслуживающий персонал. И если космодесантники сюда не попадали никогда, то техники и прочие вспомогательные службы — запросто.
Дело было не в том, что космодесантники были более дисциплинированными. Просто допустимые уставом щадящие меры воздействия на них не действовали совсем, а применять калечащие методы… Право слово, проще сразу расстрелять. Они и так в большинстве своём находились не вполне в ладах с головой, но тот сдвиг был тщательно выверенный и в нужную сторону. А если влезть кривыми офицерскими карающими ручищами в тонкую настройку, выполненную гениальными психологами, и боги не расскажут, что и куда сдвинется в бедовой голове. А кому нужен непредсказуемый психопат в титанидовой броне с тяжёлым энергоном в руках?
В один из таких модулей и сгрузил свою ношу Ульвар сын Тора, сопровождаемый Нобоюки Исикавой, всем своим видом выражавшим почтение и послушание.
— Она была в лаборатории, в стеклянной банке, вот в таком виде, — нашёл нужным пояснить Наказатель, выходя за ямато из модуля. — Оборудование из той лаборатории мы привезли почти всё, за исключением генераторов и коммуникаций, но с этим, думаю, разберётесь. По предварительной оценке эксперименты над ней проводили циаматы, но около пяти лет по Терре назад почему-то бросили лабораторию, прихватив кое-что из оборудования, но оставив её. А хильтонцы, получившие базу по наследству, понятия не имели, что это такое.