— Жалею… — вздохнула месма.
— Вот чего вы, бабы, такие дур… глупые, а? — Шарахнул по оловянной тарелке кулаком невидимый защитник. — Ну и сиди тут со своим любовничком! По насильнику поплачь еще! — И в сердцах вихрем выскочил из кухни; только удаляющиеся следы его Дарнейла в узкое окошко и видела… Пока их неровные строчки метель не замела… Как в тот раз, когда она сама котейку прогнала.
И осталась месма в своей башне совсем одна. Словно в тюрьме из горя, слез и отчаяния.
Но наутро кот вернулся. Основательно замерзший, всё еще злой и неразговорчивый. Фыркая, забрался на лежанку у кухонного очага и спал до вечера, но к ужину Дарнейла и Бон вроде как помирились. Позже он рассказал, что узнал — деревенские после пурги тело Барата искать отказались, а старосты вроде ходили — да не нашли. Поэтому притаились наши оба насельника в своей башне и в деревню до оттепели вообще носа не каза... не хаживали.
И стали они с Фаркатом в своем вынужденном заточении помаленьку привыкать вместе жить и дружить, чему совсем не мешало то, что тот прозрачный был, но телесный же!
Шуму от него хватало: то спотыкается, когда воду в цебарке(2) тащит, да как ливанет — прямо на ноги Дарнейле, то читает вслух всякую чепушину или поет. А блинами бросаться затеет… Да и спал — похрапывая так, будто не один человек, а прям с десяток в турнее поселилось. Но, думаю, больше прикидывался… А еще Бон добрым и веселым оказался (котом хужей был, честно сказать!), всё печалящуюся Киллу развлекал. А она, хоть на его проказы улыбалась, всё как не здесь была, так сердце ее глупенькое болело — сильно еще предательство Мерейи переживала. Совсем бы себя замучила терзаниями, если бы не кот: ведь нельзя человеку думать, что любить его не за что, а только для выгоды или там, чтобы телом молодым для блуда воспользоваться… Эх, горе-горе!
Но, как говорят, пришла беда — отворяй ворота: через месяц понятно стало, что затяжелела девушка. Тут снова слезы градом полились… Так и прошла зима.
А на овенное солнце (3) в ночь раздался вдруг в нижнем переделе башни страшный стук, будто в десяток латных рукавиц колотились:
— Отворяйте, лиходеи, а то дверь снесем! Живо!
Насажу садок зеленый!
За забором схороню.
Только я, в тебя влюбленный,
Погуляю по нему.
Пусть луна в траву приляжет,
Бел цветочек обоймет,
Ничего ему не скажет
И одна в туман уйдет.
На гулянье песни веселы
Но моей душе темно.
Сад дождями занавесило,
Бел цветок увял давно.
Я скошу овсец зас`охнувший,
Цвет с деревьев посорву.
Сам грущу, как сад заброшенный,
Мну пожухлую траву.
Плакать парню — диво-дивное!
Вострый ножик я возьму,
Чтобы ты, моя красивая,
Не досталась никому!
(1) интрудер — захватчик, тот, кто проник во владение самовольно
(2) цебарка — ведро с суживающимися к дну боками (часто для того, чтобы брать воду из колодца)
(3) овенное солнце — середина апреля
========== Поступь судьбы ==========
— Из спальни ни шагу! — заорал Бон и, бесцеремонно затолкав испуганную месму назад в комнату, тут же опять рывком распахнул дверь, просунул голову и задышливо зачастил: — Поняла? Тут сиди! Даже к окну не подходи. — Он обеими руками захлопнул тяжелую створку, лязгнув кованым затвором… И ровно через секунду мутным пятном возник в снова открытом низком проеме. — Так, я всё сам улажу… Вроде всё сказал! — Было наладился бежать, но затормозил. — Да, и не бойся! И вообще, не волнуйся — тебе вредно. И не выходи ни в коем случае! А лучше — просто спать ложись! — выдал на одном дыхании скороговоркой. — И огонь потуши! — Потом развернулся, в прыжке пнув ногой дубовый дверной наличник, и скатился с винтовой лестницы, ведущей к воротам турнея.
— Именем ордена Астарлингов последний раз предупреждаю — лучше добровольно открывайте!
— Ой, да что вы шумите, прохожие, мимо проходите! — протяжно-лениво, якобы спросонья, отозвался Фаркат, с трудом заваливая в мощные скобы противотаранный лог (1). — Приходите на утре, ее светлость не принимает. Ступайте мим… с миром, а то свору спущу.
— Ломайте! — последовал приказ.
— Ладно-ладно, добрые странники, уговорили, — пятясь вверх по ступеням, примирительно прокричал Кот. — Я вам подаяние в окошко скину. Только слуг разбужу… Эй, Тейле, Лурбис.
И тут…
— Хей — раз! — Ворота дрогнули, как от удара молота Астарлинга.
— Хей — два! — Закачались вмурованные в каменную кладку петли, раздался грохот.
— Хей — три! — Замковый камень портика свалился внутрь притвора башни; потерявшие опору входные пилоны треснули, открывая проход… блистающему шлемами, копьями и щитами отряду.
Двадцать рыцарей с мечами наголо и в алых плащах валились в Гейсарнейскую твердыню.
Вперед образовавшегося каре, мгновенно занявшего весь холл башни, выступил высокий статный воин со знакомым Фаркату Бону гербом.
— Гадство-гадючье… отрава жабья! — почти беззвучно пробормотал он, скукожившись на потолочном крюке для факелов над головами вошедших. — Эфеты с архонтом (2). Ох, засада! Мы пропали! — И зажмурился, задрожав.
— Не трясись, сиде (3), слезай. Экий ты прыткий. — Рыцарь смотрел прямо на бедного кота; даже голову дылде особо задирать не пришлось — так высок был суровый страж закона. — Доложи хозяйке, что прибыл Орден, — приказал он. — На постой и по делу. — И снял островерхий шлем с белым конским волосом вместо плюмажа.
Названный слугой Бон насупился, легко спрыгнул со своего насеста, оказавшись сразу на верхней площадке лестницы, припустил к верхним покоям. Дарнейла, конечно же, не спала и сама втащила кота в боковую нишу:
— Барона люди? По нашу душу… Из-за купца убитого?
— Ой! — Тот подпрыгнул от неожиданности. — Пусти воротник, порвешь; нечто сама не знаешь, кто пожаловал? — Месма отрицательно замотала головой. — Хуже, гораздо хуже, — зашептал Бон. — Не из баронства — Воинство это Моденово, слуги справедливости!
— Что же делать? — запаниковала девушка.
— Госпожа! — Освещенный полной луной, загораживая широкими плечами проход в ронду, похожий на ледяное изваяние, перед ними неслышно возник магистр Ордена Модены-матери. — Простите, что долго добирались — перевалы на юге все завалило, да разбойников из городов Класты Павликаны по пути выбивать пришлось… Прошу открыть моим кводам военный оплот магов. Готовы служить вам и повиноваться, Великая Гейсарнейская месма. Я, Брай Асси-лон Тинери, — сказал он и опустился на одно колено.
(1)обтесанное в виде параллелепипеда бревно
(2)судьи и их глава
(3)слуга
Арт: http://www.pichome.ru/WCY
========== Сплетники ==========
Фаркат явился только на рассвете, издергавшаяся Дарнейла время от времени хоть и впадала в похожее на дрему беспамятство, заснуть так и не смогла.
— Что, миленький, как? — встрепенулась она, когда тот пытался тихонько пробраться на свою лежанку. (Да, позабыл я сказать: то ли из страху — ведь всю зиму провели в тревоге, ожидая кары за свой поступок, то ли из привычки поболтать на сон грядущий, и по дружбе тож, но юные «заключенные» так и остались спать вместе, деля старую спальню Оренны. Но ничего таковского — ни-ни промеж них, вы не подумайте!)
— Устал как собака! Как кот даже, — скидывая башмаки и падая на спину, простонал Бон. — О, мои лапы! Всех расселил, всех накормил… Молодец я какой! Знаешь, — он повернулся на бок, наморщил нос, не поднимая лохматую голову с подушки, стянул с одной ноги шосс и зашептал, — оказывается, у нас в подземельях сто-о-олько разного добра! Я там, в бочку' по коридорчику, еще одну нашел кладовочку-о-оу. — По-кошачьи протяжно и вкусно зевнул, причмокнув губами, и продолжил сонно: — Вот когда отделаемся от этих нахлебников, надеюсь, что еще столько же всего останется! А они серьезно жрут. Лоси! И уж ядрового перевели. Будто от рождения. Не мылись — фу-у-у! Портки вонючи, а рубахи… вышитые… дорогие… Но грязные, что у поросей…