Она вдруг поняла… Стыдно было таращить глаза под стол! Он был без ног — этот Петухов.
— Извините, — сказала Анна.
— Ах, так вас не предупредили? — догадался он, видя ее смущение. — Да, без ног. Подорвался на мине. Еще удачно. Голова цела.
Анна видела много людей без ног, но безногого начальства видеть ей еще не случалось.
— Ну что? — быстро спросил Петухов. — Что хотите спросить?
— Но как же вы… — Неудобно спрашивать, но он сам заставлял. — Как же вы…
— У меня хорошая жена, утром привозит, а вечером увозит, — объяснил он и даже усмехнулся. — Скоро избавлю ее. Обещают протезы.
Она не знала, что сказать, и не знала, надо ли вообще что-либо говорить, молчала и смотрела себе на коленки.
— Ну, а как вы — собираетесь заводить пчел или нет? — неожиданно спросил Петухов.
— Нет, — сказала она и улыбнулась. — Нам бы картошечки…
— И правильно, — жестким голосом произнес Петухов. — Вы правильно поступаете, товарищ Гончарова. Больше доверия. Себе.
III
Сыпал мелкий сероватый снежок, когда Анна приехала в Сурож. Над городом висело низкое сумрачное небо, натоптанные тропинки расползались в грязь, до рогу то тут, то там перерезали глубокие колеи.
Домишки стояли кособокие, приземистые, бурые от дождя и непогод, располагались как-то поодиночке, каждый сам по себе, точно кто-то нарочно разбросал их подальше один от другого.
В Пронске Анна слышала, что Сурож не раз во время войны горел, что немцы его беспощадно бомбили, да и партизаны не один раз обстреливали, выбивая немцев из города.
Однако ни развалин, ни пожарищ, ни воронок уже не было. Просто пусто и голо, точно никогда и ничего не было здесь, кроме редких невзрачных домишек.
Анна нашла аптеку, свернула за угол и пошла по узкой улочке в гору.
В Пронске ей объяснили, как найти районный отдел сельского хозяйства: «От аптеки за угол и вверх»…
Вот и цель ее путешествия. Какой-то полутораэтажный дом, хоть и состоит он из двух этажей — нижний, из кирпича, глубоко вдавлен в землю. В нижних окнах герань, фуксии, столетник, занавесочки — там обитают люди, в верхних — ни цветов, ни занавесок, невеселый, водянистый блеск, там — учреждение.
К скособоченной, покрашенной суриком двери приколочена фанерная дощечка, на ней надпись: «Райсельхоз сзади».
Анна поднялась по трясущимся ступенькам, и перед нею возникла обычная канцелярия. Столы, стулья, шкафы. Счеты. Служащие. Служащие сидели за столами, писали, считали, разговаривали. В комнатах неуютно, но чисто. Не столько от стремления соблюсти чистоту, сколько от пустоты. Пусто и одиноко чувствовал себя человек в этих комнатах.
Заведовал отделом Александр Петрович Богаткин. О нем хорошо говорили в областном управлении. Старый, опытный агроном. Поможет, поддержит, посоветует.
Анна поискала глазами и не нашла кабинета заведующего. Все двери открыты, надписей нет. Богаткин сидел, вероятно, за одним из столов, но — за каким?
Она обратилась к девушке, занятой графлением бумаги.
— Товарищ Богаткин здесь?
— А где ж ему быть!
Девушка указала комнату, за порогом которой сидел товарищ Богаткин.
Он понравился Анне. Скромный человек в дешевом костюмчике, с темным галстучком, он сидел и крутил ручку арифмометра.
— Садитесь, девушка, садитесь, — сказал он. — Я сейчас.
Старомодные очки в тонкой металлической оправе не скрывали рассеянного взгляда добрых голубых глаз.
— Вы ко мне? — спросил он, не отрываясь от арифмометра, точно это не очевидно.
— Я из Пронска. Направлена к вам на должность главного агронома.
— Замечательно, — сказал Богаткин. — А то мы совсем зашились. — Он отставил от себя арифмометр. — Надеюсь, вы агроном?
— Разумеется. Кем же я могу еще быть?
— Не скажите, — возразил Богаткин.