При чтении этого донесения в Сенате сенатор Суворов и обер-секретарь Ермолаев объявили полученные ими частные письма, что и в других местах той же провинции оказались разбойники в малолюдных шайках. Сенат приказал нарядить для их поимки 120 человек волжских козаков. Казанский губернатор Квашнин-Самарин доносил о появившейся по Суре-реке разбойнической вооруженной шайке, которая в Пензенском уезде разбила и разграбила винокуренный завод княгини Голицыной в селе Таском, людей била смертно; выжгла и разграбила село Шукшу той же кн. Голицыной, людей перепытали и пережгли; в Саранском уезде, в вотчине Акинфиева, в селе Степановском, разбили и пограбили помещичьи и крестьянские дворы и винокуренный завод; плывущие по реке Суре в Астрахань с подрядным вином графа Андрея Шувалова суда разбили, деньги пограбили, печатные паспорты у работников побрали. Со степи от города Саратова приехали в Кутино Зимовье, Пензенского уезда, человек 60 верхами, с ружьями, копьями и пистолетами, называли себя козаками и говорили, что если кто из обывателей станет их ловить или поднимет тревогу, то побьют всех до смерти; ранили пехотного солдата, прокололи копьем голову лежащему в колыбели Младенцу и, забравши силою по дворам хлеб, уехали. Сенат объявил, что в рассуждении недостатка там воинских чинов не надеется желаемого успеха в скором искоренении злодеев: инвалидные роты составлены из престарелых и раненых, определенные же при канцеляриях в штатное число всегда находятся в караулах и на других службах, притом они все бесконные, поэтому Сенат предлагал употребить донских и волжских козаков. Таким образом, Сенат признавался, что в случае какой-нибудь опасности для Восточной Украйны средства охранения ее совершенно недостаточны.
А признаки опасности не переставали обнаруживаться, и такой опасности, для уничтожения которой нельзя было полагаться на козаков. В 1761 году козак Каменьщиков, живший в Чебаркульской крепости, явился в Троицкую крепость с доносом на старшин Яицкого войска, что они собирали с козаков деньги, сперва по 2 рубля, в другой раз по 37 копеек, в третий по 10/2 копейки, что наряжали козаков для провожания провианта неволею; донос на сотника и капрала, что давали козакам порох с обвесом от каждого фунта по четверти. Донос был принят, но, прежде чем началось следствие, прошло года два. Между тем старшины, проведав о доносе, начали притеснять Каменьщикова; тот из Чебаркульской крепости уехал без паспорта в Челябинскую крепость, где его за это посадили под караул на 33 недели. В 1763 году взяли его наконец в Троицкую крепость к следствию по его доносу, потом отпустили домой, в 1764 году опять позвали в Троицкую крепость для слушания экстрактов из дела, после чего жил он на свободе месяцев семь, как вдруг взяли его и высекли трижды плетьми за держание у себя суеверной и волшебной тетради, за то, что стрелял по козаку из ружья пулею, и за то, что прибил козака по щекам. После наказания посадили под караул скованного. Тут принял он намерение донесть в Петербург, в Сенат, что дело его следовано несправедливо. В бытность в Троицкой крепости не раз прихаживал к нему Исецкой провинции, Окуневской слободы, государственный крестьянин Семен Телминов и говорил: «Возьми и меня с собой в Петербург, у нас есть нужда в Питере просить, что татары у нас завладели нашими крепостными землями». Каменьщиков ушел из тюрьмы, воспользовавшись тем, что, запнувшись за что-то, упал, и железа на нем переломились. Из Троицкой крепости он пошел прямо в Коевское село, где Телминов обещал его дожидаться. Пришедши в село, он сказал первому встречному мужику, чтоб велел Телминову приезжать к нему в бор по Чебаркульской дороге. Телминов не заставил себя ждать, привез с собою и брата.