Некоторые авиамеханики немало удивились тому, что жители Баку разговаривают на азербайджанском языке. Они были убеждены: в Советском Союзе живут только русские. И их первым большим открытием на нашей земле явилось то, что СССР — многонациональное государство, состоящее из равноправных суверенных республик. А неведение это объяснялось просто: в буржуазной Франции от простых людей всячески скрывали правду о советской действительности.
Пуликен помнил напутствие де Голля, что следует избегать какого-либо идеологического подчинения или влияния. Поэтому, узнав о таких вопросах подчиненных, вначале насторожился, а потом, поразмыслив, сам попросил организовать для личного состава эскадрильи цикл бесед о стране, в небе которой предстоит не на жизнь, а на смерть сражаться с фашистами.
Пришло время покидать гостеприимный Баку.
И вот — прощальный обед. На столе стояло отменное азербайджанское вино, которое французы уже успели по достоинству оценить. Однако на этот раз предложили налить водки.
— За ваше здоровье и ваши победы в воздухе! — был провозглашен тост.
— Вива! — дружно ответили французы, поднесли к губам, но лишь пригубили крепкий напиток.
— Предлагаю всем выпить до дна, — произнес русский офицер. — «Ли-два» не отапливается. Дальше будет холодно.
Мишель Шик перевел слово в слово.
Пересиливая себя, французские добровольцы — кто в два-три приема, кто «залпом» — осушили стаканы.
Как только поднялись в воздух и, обходя линию фронта у Сталинграда, взяли курс на Гурьев, на борту стало холодно. Кто-то пошутил: «Будто в холодильнике».
— Что бы ты делал сейчас со своими бочками вина? — обратился Ив Майе к Марселю Альберу.
— Я же говорил, что здесь нужны градусы покрепче, — напомнил свои слова Мишель Шик.
— Да, тут все должно быть покрепче, — резюмировал Жозеф Пуликен.
Пока тихоходные Ли-2 покрывали тысячные расстояния, в Москве спешно утрясали последние пункты статуса эскадрильи «Нормандия» на советско-германском фронте.
Прибывший в Москву теперь уже майор Мирле застал дела в довольно плачевном состоянии. Военная миссия генерала Пети действовала, как говорили сами французы, по принципу «стеклянного дома», то есть вела все переговоры с советской стороной совершенно открыто, без каких-либо проволочек. Но в Куйбышеве, где находилось посольство с дипломатами старой традиционной школы, делали ставку на обстановку секретности и разные протокольные ухищрения.
А возникающие вопросы требовалось решать незамедлительно. Где разместить «Нормандию»? Как наладить снабжение ее всем необходимым? Кому поручить переучивание французских летчиков? Наконец, какие истребители им дать?..
По поручению генерала Пети майор Мирле устанавливает тесный контакт с представителем советских ВВС полковником С. Т. Левандовичем.
— Давайте вместе засядем и составим подробный перечень того, что нужно для «Нормандии», — предложил Левандович.
Одна за одной утрясались проблемы. В конце концов четко обрисовалось ближайшее будущее эскадрильи.
Местом ее первоначального базирования определен город Иваново. Дадут ей самолеты Як-1. Переучиванием французов займутся инструкторы 6-й запасной авиационной бригады. Все снабжение — безвозмездное.
…После кратковременного отдыха французских летчиков в Гурьеве Ли-2 взяли курс на Иваново через Москву.
— Смотрите, — шумел Ноель Кастелен, неотрывно глядя в иллюминатор, — тут та же пустыня, только совершенно белая.
— Ровная, как биллиардный стол, — добавил Дидье Беген. — Растет ли здесь что-нибудь летом?
— А что, тут и лето бывает? — простодушно удивился Альбер Дюран, Он очень мерз, и ему казалось, что холода никогда не кончатся. «К ним нужно привыкать, как к нелюбимой жене», — думал Дюран, хотя о женах, как почти все «нормандцы», имел смутное представление. В эскадрилью набирали в основном холостяков во избежание трагических последствий в оккупированной Франции.
…Каждый четверг генерал Пети направлялся на студию «Радио-Москва» для участия в передаче «Сражающаяся Франция» — в Советском Союзе». Диктор Люсетт Моро, обаятельная молодая женщина, зачитав различные сообщения, предоставляла слово главе французской военной миссии в Москве. Пети всякий раз обращался ко всем честным французам, напоминал им о призыве генерала де Голля, рассказывал о тех, кто уже сражается под его знаменами на разных фронтах.
Закончив выступление, он часто приглашал Люсетт к себе на Кропоткинскую, где в компании советского секретаря-переводчицы мадемуазель Мисраки и двух молодых сержантов-бретонцев Анри Бурвео и Жана Венеса они проводили длинные зимние вечера.
Люсетт Моро приехала в СССР в 1931 году. Ее отец — высококвалифицированный механик — прибыл в нашу страну еще раньше для участия в строительстве заводов в Магнитогорске. Когда в Париже умерла жена, он предложил семнадцатилетней дочери перебраться в Россию. Люси согласилась. Но отец не стал звать ее на Урал, а устроил у знакомых в Москве, Девушка сразу же взялась за изучение русского языка и вскоре сносно овладела им. Работать пошла в одно из московских конструкторских бюро. Там Люси познакомилась с советским инженером, вышла за него замуж, А потом один из друзей свел ее с сотрудником радиовещания на франкоязычные страны. Пробы прошли успешно — Люсетт стала диктором. С первых дней войны ей пришлось пережить тяжелую трагедию — на фронте погиб муж. Вскоре умер отец.
Пети знал, как Люсетт в своем одиночестве тосковала по Франции, видел, с каким трепетным волнением воспринимала каждую весточку, все, что так или иначе касалось далекой родины. И всегда старался принести хоть самую маленькую новость, которая могла бы обрадовать ее.
На этот раз у него был для Люси такой сюрприз, от которого она просто пустится в пляс. Но не хотел сразу открывать карты.
— Дорогая Люсетт, сегодня обязательно приходите к нам. Будете очень довольны.
— А что произойдет?
— Вы запомните этот вечер на всю жизнь.
— Ладно, мой генерал, не стану расспрашивать, но прошу разрешения захватить с собой подругу.
— А кто она?
— Жижи? Человек такой же судьбы, как и я. Недавно познакомилась с ней. Живет со мной в «Метрополе».
— Чем занимается?
— Работает на швейной фабрике. Очень хорошо вышивает.
— Вышивает, говорите? — генерала осенила какая-то мысль. — Хорошо, пригодится. Приходите вдвоем! — заключил твердо.
Это был сюрприз, действительно потрясший Люси: ей и Жижи генерал Пети со всей галантностью представил их соотечественников — военных летчиков в полной национальной форме. В первые минуты взволнованные женщины ничего не могли сообразить. Откуда здесь эти парни со столь звучными французскими именами: Марсель Альбер, Дидье Беген, Ив Бизьен, Ролан де ля Пуап, Ноель Кастелен, Раймон Дервиль? Как попали сюда, какая судьба привела их в Москву? Что им предстоит?
«Нормандцы», в свою очередь, увидев столь милых француженок, искренне недоумевали: откуда они здесь? Какие пути-дороги привели их в военную миссию?
Обоюдные вопросы очень быстро сами собой разъяснились. Люсетт и Жинетт плакали, не стесняясь слез. Они видели перед собой людей, не сложивших оружие, благодаря чему начнется возрождение их родной, любимой Франции.
Летчики тоже не скрывали восторга, открыто выражали его Люси и Жижи, благодарили судьбу за то, что отныне в России у них есть свой уютный очаг на Кропоткинской и что, вспоминая компанию столь надежных, добрых существ, можно будет хоть немного отдохнуть от боев, отвлечься от фронтовых забот и тревог.
Люси и Жижи были горды и счастливы. Здесь, в Москве, они как бы олицетворяли для лучших сыновей Франции, вставших на борьбу за ее честь и независимость, свою далекую родину.
Впервые почти всю ночь в особняке на Кропоткинской не стихала музыка. После долгих мытарств по свету, утомительного перелета из африканского зноя в российскую стужу летчики наслаждались уютом, мирной передышкой. Передышкой недолгой, миром почти призрачным. Но всем удалось отвлечься, вспомнить такие недавние предвоенные годы, друзей, которых неизвестно куда разбросали военные ветры.