- Что самое важное из твоих наблюдений по ту сторону фронта?
- Они быстро учатся воевать грамотно. Уже не так ходят по позициям, не так выдвигаются к передовой, не так бой принимают, не так подстраховывают друг друга. Я это попутно замечаю, но тоже докладываю нашим командирам.
- У тебя в разведке какой режим питания, извини за дурацкий вопрос?
- Никакого. Если желваки во рту будут работать, уши будут плохо слышать. Желваки – они шумные очень. Я знаю, что дня через три поем хорошо и вкусно, поэтому о еде не думаю.
- Если не раскрывать военных тайн, в чем все же смысл твоих заданий?
- Если не раскрывать, то, например, новые тропы обнаружить, по которым они к нам в тыл проникают.
- Жутко страшно там?
- Нет, не жутко. Вот пехота – это действительно герои. Я такого количества хороших парней на ограниченно-малой территории не встречал нигде.
- Где нигде?
- Это опустим.
- Опустим то-то – книжное выражение. По образованию ты военный?
- Я – учитель русского языка и литературы по образованию.
- Мой коллега?
- Был.
- Мне сказали, что ты сегодня первый день в отпуске. Куда поедешь?
- К семье. Побуду несколько дней, потом вернусь.
- У тебя отпуск всего несколько дней?
- Отпуск большой, но предпочитаю проводить его здесь с моими друзьями. У меня они есть в любом городе Донбасса.
- Не очень понимаю, что это за отпуск…
- Мне не с кем поговорить там, в России. О чем я с ними буду говорить, о машинах, девочках, водке, деньгах? Мне это не интересно. А тут я прихожу к другу артиллеристу, он в депрессии, я ему подмигну: может, стрельнуть? Он спросит, а куда, Сема? Я координаты дам, причем, такие точные, каких в штабе нет. Где нас пулемет достал, где сейчас отсиживается разведгруппа противника. Он снарядов 15 выпустит, ему полегчает. От командиров прибегут, кто стрелял? Никто. Под пушкой песочек чистенький, ствол – ни дыма, ни гари. А кто стрелял? А мы с другом скажем: «Ничего не знаем, товарищ капитан». Понятно, что все догадываются, но этим и ограничатся. Зато разрешение на открытие огня двое суток не пришлось ждать.
- Что помогает тебе выполнять боевые задачи?
- Привычка обдумывать все варианты, начиная с худшего. Какие могут быть трудности, проблемы, потери. Потеряем пулеметчика и гранатометчика, как будем действовать? Это худший вариант. Потом анализирую другие, лучшие. У меня в группе два очень хороших специалиста. Они не пошли на командные должности, чтобы учить нас в деле, на практике. Что-то я им полезное расскажу, что-то они мне.
- Разведчиков и саперов украинцы в плен не берут, так мне сказали.
- Правильно сказали. Мы – тоже не берем. Трудно переправлять, да и некогда этим заниматься. Но мы – не пытаем тех, кто попался. Я – уважаю воинов. Есть военные, а есть воины. У них воины есть, и я это хорошо знаю. Нельзя недооценивать украинскую армию. Вы меня тоже извините, меня ждут уже мои друзья, разрешите вас покинуть.
- Спасибо, Сёма, за интервью.
- Вам спасибо. Увидимся.
"АЛИК" И ЛЕНА
- Мы здесь поженились, - сказал мне командир взвода саперной роты, объясняя свое желание сфотографироваться вместе с девушкой в полувоенной форме.
- А сами отсюда?
- Она местная, из Красноармейского, служит у нас в роте, я из Донецка.
- Были ополченцем?
- Строителем я был, отделочником, на стройке работал. Пару недель менжевался, пойти в ополчение или нет. Пошел.
- В 14-м?
- В 14-м.
- Стрелять умели?
- Не. Я стрелять под Мариновкой и Степановкой учился. По три штурма за каждый населенный пункт.
- Как изменилась жизнь в Донецке, если сравнивать до 14-го года и сейчас, в 2017-м?
- Не знаю, на мой взгляд – ничего не изменилось. Одни устраиваются, становятся «большими и важными», ордена цепляют, другие работают, только что не на стройке.
- Вы, кстати, с тех пор, как вступили тогда в ополчение, так и «работаете» всё время по военным «объектам»?
- Я уходил, возвращался к обычной жизни, даже вновь на стройку устраивался. Когда-то мне нравилось быть строителем, созидал, в этом видел смысл.
- И?
- И больше не смог. Не хотелось.
- Строить?
- На них работать. Давайте, о другом чем-нибудь спросите.
- Что самое главное сейчас в жизни?
- Хочу, чтобы у нас с Леной родилась дочь.
- Именно дочь?
- Да, сын у нас есть, от первого брака Лены.
- Службу оставите?
- Нет, пока не планируем. А через несколько месяцев подумаем над этим.
- Вы – сапер. Каждый день может случиться всё, что угодно. У вас уже три «дырки», как сказал мне ваш командир (три пулевых ранения – В.Е.).
- Да, выкарабкивался я долго и тяжело.
- В чем тогда ценность этой «работы»?
- Ценность? Ценности сейчас совсем другие. Ценность в глотке воды, когда весь день лежишь на жаре в сухом поле. Ценность в мороженном, что принес мне командир в качестве награды. Ценность в том, что пошли мы на Саур-Могилу, нас было в роте 150 человек, а выползли всего 30. Ценность – я знаю, что нужен. Другим, здесь, чтобы они остались жить.
- А солдаты противника?
- Я видел тех, что подорвались на наших минах, мы этих ребят вытаскивали. Такие же парни, как мы. Молодые. Давайте о другом чего-нибудь спросите.
- Много здесь повсюду мин?
- Много. Мы в Красноармейском приходим в школу, рассказываем детям, как выглядят боеприпасы, как себя вести, куда ходить нельзя, что нельзя в руки брать. И детям, и взрослым.
- Алик, сейчас существует столько всяких мин, которые никто не отличит от обычных предметов, как смогут уберечься дети?
- У нас тут каменный век - боеприпасы старого типа. Современных мин с магнитными взрывателями, «кукл-игрушек» и прочей маскировки нет. Мы такие – точно не ставим. Но когда подпишутся на мир, работы нам будет очень много: растяжки самодельные, армейские противопехотные, противотанковые – зарыли и мы, и они порядочно.
- Когда «подпишутся на мир», вы где будете жить?
- Дом построю. Я знаю, как дома строить.
- Здесь построите?
- Выбираем с Леной место здесь. Но если война затянется, придется в Таганроге. Это рядом, в России.
Вернулись с Виктором в Безыменное с «передка», заговорили об Алике (это позывной такой, настоящее имя у него другое).
- Он пока дырки не поймал, инициативный был не в меру, - рассказывал Виктор Скрипченко, - постоянно дергал меня, давай то сделаем, давай другое. Я его учу: остынь. Одну «работу» сделал, отдыхай сутки и пальцем не шевели. Примета у саперов такая – сутки выжидать. Он говорил тебе, что Лена в Дебальцево под огнем наших раненых перевязывала?
- Нет.
- Героическая девушка.
БУЛЬБА
Первый солдат, с которым я познакомился в саперной роте, - Бульба. По приезду в поселок Ленинское мы с командиром роты Белым (позывной) сначала ходили по «территории». «Это штаб, - показал командир на одноэтажный домик, - здесь до нас «Правый сектор» располагался. Это баня – он открыл дверь помещения, похожего на склад, и на меня пахнул горячий влажный воздух, - придут ребята с позиций, я их сразу сюда – отогреваться. Зима, земля ледяная. Дальше столовая, сегодня будет рис с мясом и гороховый суп плюс лук и овощи, что нам жители приносят в качестве угощения. Это – оружейная комната, а это – Бульба», - он показал на солдата без головного убора в расстегнутом бушлате, который смотрел на нас весьма грозно.
Солдат поднес ладонь правой руки к своему носу и начал быстро тыльной стороной ладони тереть нос туда-сюда.
- Бульба, поговоришь с человеком? - спросил его командир.
- Стакан нальете?
- Налью.
- Конечно, поговорю, - солдат убрал ладонь от носа и, вроде, улыбнулся. Или сделал выражение лица похожим на улыбку.