«Мир Дианы», – ловлю я себя на мысли и тут же вздрагиваю от далёкого визга, который сумрачным эхом проносится над крышами. Ноги сами несут меня прочь от звука – на первую же улицу, где мелькают прохожие.
В детстве нас пичкали байками о заводском районе: призраки, убийцы и прочая требухня. Окно в дороге. Да-да: рама, стекло, подоконник, а под ними – полотно автострады. Словно дом захлебнулся в асфальте. Бр-р.
И без того немноголюдная округа зловеще пустеет и затихает, будто перед грозой.
Я сворачиваю на вторую слева улицу, как объяснил кассир. В нос ударяет запах шпатлёвки.
«ТИПОГРАФИКА. МЫ ПЕЧАТАЕМ БЫСРТО И ДЁШЕВО»
«ADRAUREUR. ДОСТАВКА ГРУЗОВ ПО ВСЕЙ РОССИИ»
БАР «ЖОПА»
«ВНИМАНИЕ, ПРОПАЛА МАМА…»
Волосы на загривке будто стягивает невидимая рука, я останавливаюсь.
Оно? Объявление Дианы тихо шелестит на ветру, левее темнеют двустворчатые двери бара, которые детально разрисовали под две половинки женской попы. Промеж них сочится приглушённый тяжеляк в духе девяностых, со стены белым неоном тянется стрелка с подписью «Иди в задницу». Тут же висит мерзотный плакат «Фекального вопроса» – от концерта месячной давности.
Чувствуя тревожный азарт, я открываю левое полупопие и захожу в тёмный, с кислотно-жёлтой подсветкой зал. По ушам и подошвам ударяют басы. В дальнем конце помещения, в его пульсирующей хмари, танцует одинокая девушка. Из неонового марева поднимается фигура ди-джея, который держит в руке толстый шнур – держит не как провод, а как дубинку, будто чего-то боится.
– Куда! – Тень шагает навстречу. – Куда прём? Предупреждали ваших?
Я чувствую, как мои брови сами собой ползут на лоб. «Ваших»?
Тень изображает нацистское приветствие и следом – жест «убирайся подальше».
– А, – я как можно дружелюбнее улыбаюсь и выбираю на телефоне фото Дианы, – это стрижка. Современная стрижка. А я ищу свою подругу. Вы не?..
– Мне опять зубы с пола собирать? На выход!
Ди-джей ладонью указывает направление.
– Клянусь! Только посмо…
– На выход!
– Вам так сложно на фото посмотреть? – Я тычу сотовым вперёд и с обидой добавляю: – Неужели за две секунды пострадают чьи-то зубы?
Ди-джей замолкает. Размышляет с полминуты, затем берёт мой телефон и подносит ближе к глазам. Свет экрана мягко очерчивает качка-старика лет пятидесяти. Костистый лоб прорезают морщины, опускаются уголки губ.
– Не знаю, – Тон ди-джея смягчается. – Ходила тут одна. Доходилась.
Весь мой азарт обрушивается куда-то, ноги слабеют.
– В смысле?
– «В смысле» район такой… – Ди-джей бросает взгляд на танцующую девушку и пожимает плечами. – То ваши делов наделают, то…
– Да не из скинов я! – Голос у меня дрожит. – Это точно она? Тут, на фото, она моложе.
– Не знаю.
– Как, не знаете? Вы только что…
– Не в мою смену было! Сказали… ну, хорошенькая, сказали. И что-то там про рыжий цвет. То ли куртка у неё рыжая. То ли волосы…
Ди-джей снова оглядывается на танцующую девушку и не заканчивает предложение. Руки её вспархивают, перекрывает неоновый свет, и мягко опускаются.
– И чё теперь?.. – Я до боли стискиваю телефон. – Чё с ней? Где она?
– Кто? – Старик пытается отвести взгляд от танцовщицы, но голова его неизменно возвращается обратно, будто дверь на доводчике.
– Рыжая девушка!
– Я откуда знаю? Полиция, вроде, выезжала. Скорая. – Ди-джей наконец поворачивается и меряет меня неприязненным взглядом. – У них и спрашивай.
Голова бухает, когда я выхожу наружу. Солнце утекает за дома, вытягивает, будто на дыбе, сизые тени. Мне холодно, и почему-то тянет смеяться. Улица напоминает тёмный коридор: слева угрюмые пакгаузы, справа забор железной дороги; фонари ещё не зажглись. Не уверен, что они вообще здесь зажигаются.
«Посмеёмся, когда ближайшее время найдут их трупы», – тихим, спокойным голосом девушки-коллектора отвечает память.
Да сколько рыжих девиц в городе?! Сотня уж точно наберётся, а найдутся и те, которые красятся, и русые, и блондинки. Блондинки при свете фонаря покажутся рыжими!
Возможно же, что бы ди-джей ошибся?
Конечно.
Он даже не видел ту девушку. Услышал от кого-то и пересказал мне, как запомнил. Старый испорченный телефон – не более.
Старый испорченный телефон.
Телефон.
Я достаю мобильный и набираю Диану.
– Данный номер не обслуживается.
В животе пробегают холодки, но я держу себя в руках: переключаюсь на приложение «Почтампа» и открывают страницу Дианы. Она всё так же распята на аватарке, всё тот же статус заверяет, что не останется голосов, а останется лишь музыка. И только на стене – новое сообщение.
Олег Петраков
8 апреля 2018 в 22:12
Чё, мамочку потеряла? Поплачься
Я рассматриваю эти строчки непонимающим взглядом, и откуда-то из глубины поднимается тихое, зловещее отчаяние.
Почему в гимназии никто не знает?
«Посмеёмся, когда ближайшее время найдут их трупы».
Издали доносится свисток локомотива.
Потому что ничего не случилось?
Потому что Диана уехала в другой город? Вслед за мамой? С железнодорожного вокзала?
Или потому что Диана в больнице? Потому что в коме?
«Посмеёмся, когда ближайшее время найдут их трупы».
Округу ударной волной накрывает грохот поезда.
Я снова набираю Диану.
– Данный номер не обслуживается.
Мыча от бессилия, я оглядываюсь по сторонам. Отблески фар мчащегося товарняка мелькают на окнах и утаскивают за собой по фасадам, по переулкам дробные перестуки колёс. Громкие звуки режут слух, и какой-то звериный, инфернальный ужас – ужас НЕЗНАНИЯ – накрывает мой разум. С неимоверным трудом я заталкиваю его прочь и включаю карту на телефоне.
Больницы?
Полиция?
Взгляд мечется по линиям дорог и зданий, будто Минотавр в лабиринте, и голову стискивает боль. Нарисованные переулки и туннели обступают меня, перебивают дыхание, пока на краю зрения и сознания, во мгле страха и неизвестности, не мелькает красная пиктограмма полицейского.
ОБЩЕСТВЕННЫЙ ПУНКТ ОХРАНЫ ПОРЯДКА № 5 РАЙОНА ЗАВОДСКОЙ
ПРИЁМ НАСЕЛЕНИЯ
ПОНЕДЕЛЬНИК-ПЯТНИЦА
С 16.00 до 20.00
***
Тридцать минут с омертвляющим холодом внутри. Со зверским ветром, гул которого и напор так сильны, что окна домов будто вгибаются в квартиры. С улицами, что вновь оплетают своими прохладными щупальцами.
Голова болит всё страшнее, в затылке пульсирует, и я не запоминаю, как вхожу в участковый пункт. Разом, будто из монтажной склейки, возникает холодное помещение. В соседней комнате звучит певучий женский голос, кто-то плачет, кто-то кашляет. Один на другого металлически блеют телефоны, в эпицентре которых, за стеклом, крутится усатый дежурный.
– Говоришь, рыжая? – уточняет он, когда в звонках образуется пауза.
– Да. Да!
– Если мы об одной гражданке, – усач прижимает трубку ухом к плечу и набирает номер, – так на месте… того.
– Чё?
– Скончалась, «чё»!
Всё в комнате обесцвечивается. Сердце стучит так, что не хватает воздуха.
– П-посмотрите на фотку? – выдавливаю я, наконец, и непослушными пальцами вытаскиваю телефон. – Э-это точно она? Она?
Дежурный уже говорит в трубку и останавливает меня жестом руки.
– Я её не видел.
– А есть кто-то?..
– Сейчас нет. Заявление писать…
Он замолкает и с удивлением смотрит через окошко, потому что я открываю рот и не могу ни вдохнуть, ни сказать, только челюсть ходит вверх-вниз ходуном.
– П-прошу! Я не смогу ждать! Я м-могу я её увидеть? Это, кажется, м-моя…
В голову приходит, что Диана уже пару лет мне как чужая, и это мешает придумать толковое окончание фразы. «Моя» – кто? Бывшая сводная сестра? Бывший друг? Как такое называется?