– Ну, у человека, в отличие от муравья, есть возможность разобраться или попытаться хотя бы… Ведь дал ему кто‑то полтора килограмма мозга, – попробовал поспорить Родион.
– Ну разбирайся, если есть желание, – легко согласился ученый.
Бутылка, которую привез Родион, кончилась очень быстро. А Степан Степанович, видно, только разогрелся.
– За второй здесь не сбегаешь, – как бы извиняясь, сказал Родион, разливая последние капли по двум стаканам.
– Да у меня есть немного, – улыбнулся хозяин и достал из шкафа белую пятилитровую пластиковую канистру. – Спирт. Пробовал когда‑нибудь?
– Пробовал. Я рыбаком работал на Белом море.
– Вот как?! – удивился Степан Степанович. – А сюда надолго планируешь?
– До зимы, – коротко ответил Родион.
– Я вот тоже… тридцать лет назад «до зимы». А вон как вышло. Мы планируем, мечтаем, а вся наша судьба где‑то в больших книгах давно решена и записана. А вся наша свобода выбора – это иллюзия.
– Я так не думаю. И, пожалуй, от продолжения воздержусь. Напугали вы меня своими двумя неделями, – Родион решил вежливо отказаться от намечающегося запоя. – У меня съемочный план расписан. Пойду я лучше в ваше знаменитое озеро нырну. Говорят, есть такая традиция.
– Ну, сходи, – пожав плечами, согласился ученый. – Я пить не заставляю. Сам говоришь, что за второй здесь не сходишь. Мне больше достанется.
Родион понял, что разговор про неделю‑две был вполне серьезен.
– Ты только Катю не спугни, – напутствовал сильно захмелевший ученый.
– Какую Катю?
– Увидишь.
От домика шли деревянные мостки к Банному озеру. Бросив полотенце на плечо, он шел, любуясь закатом и неожиданно, почти нос к носу, столкнулся с молодой медведицей. К ее лапам прижимались два медвежонка. Родион летел к медведям, но встреча произошла так внезапно, что он даже не успел испугаться. Не зная почему, но он чувствовал, что медведица не опасна.
Он смотрел на медвежат, выглядывающих из‑за мощных лап матери и еле сдерживал улыбку. Они смотрели на него исподлобья с любопытством и настороженностью. Не двигаясь с места, медведица вытянула шею и шумно втянула в себя воздух. Родион сделал несколько шагов назад и, стараясь не смотреть в глаза медведицы, осторожно сошел с мостков, отступив в сторону и освобождая дорогу. Но медведица не пошла вперед. Она тоже спустилась с мостков, только на другую сторону. Негромко рявкнула на зазевавшихся медвежат и ушла в стелющийся кедровник. Родион вернулся к мосткам и сел на доски. Он понял, что главных героев фильма нашел.
Месяц прошел в конфетно‑цветочных ухаживаниях. В нарушение всех инструкций, он скормил медвежатам несколько припасенных банок сгущенки, оставляя их открытыми на том склоне у ручья, где паслось семейство. Близко он больше не подходил, чтобы не нервировать зверя. Но Родион был уверен, что медведица, обладающая чутким нюхом, знала, что он недалеко. И, скорее всего, догадывалась от кого сгущенка.
Родион не спешил и почти не снимал. Медвежата были разные и легко узнаваемы. Каждый со своим темпераментом и характером. Мальчик был более самостоятельным и любознательным. Он постоянно, то расковыривал трухлявые пни, то что‑то искал в ручье, то пытался поймать мышь, выкапывая ее из норы. А девочка почти не отходила от матери, как на поводке следуя у ее задней лапы. Но иногда, когда медвежонку надоедало исследовать окружающий мир, он начинал активно приставать к сестре, хватая ее зубами за хвост. Она сначала пряталась от него за матерью, но потом заражалась его энергией. Они схватывались в борьбе и так увлеченно, что иногда оба кубарем скатывались в ручей.
Целыми днями Родион находился около медвежьей семьи. И однажды, когда он сидел на камне и снимал детскую возню, медвежата, как бы случайно играя, приблизились к нему так близко, что он, если бы захотел, смог бы дотянуться рукой и погладить их. Они делали вид, что не замечают его. Родион посмотрел на медведицу ‒ она продолжала спокойно пастись. В этот момент он почувствовал себя самым счастливым человеком на земле.
Медведица ушла из кальдеры пятнадцатого июня. В этот день утром прилетал вертолет, и Родион задержался, разгружая продукты и солярку для генератора. Когда он пришел на склон, медведицы не было. Вместо неё он увидел чужого огромного самца, который пасся на этом месте. Не зная, что предпринять, он быстро вернулся на базу. Вертолетчик еще не улетел, задержавшись на обед с вулканологом. Выслушав Родиона, он рассказал, что когда летел сюда, видел на перевале медведицу с двумя медвежатами.
– Не знаю, твоя это или нет, а шли они в сторону океана. Некуда им больше. Так что догоняй.
И Родион догнал. Сразу за перевалом начиналась едва заметная тропинка. Она шла к океану свинцовый блеск которого был виден вдалеке, когда дорога поднималась на очередной гребень. В низинах и на северных склонах было еще много снега. Снег с гор наползал и на берег реки, когда она вытекала из глубокого каньона на ровное место.
Идти по снегу можно было только утром, когда был твердый наст. А потом наст становился рыхлым, и Родион проваливался, чуть ли не по пояс. Видимо у медведей была такая же проблема. И поэтому они не терялись надолго. Их следы отчетливо были видны и на снегу, и на красно‑бурых склонах. Почему‑то Родион перестал бояться потерять их на этом переходе. В принципе и свернуть было некуда: они шли по ложбине вдоль реки.
Посмотрев карту, он увидел, что там, где тропинка и река выходят к морю, есть небольшая избушка. Родион очень надеялся и верил, что медведи придут туда. Невольно он начинал верить в судьбу. Две ночи перехода он провел в спальном мешке у костра. В первую ночь он слышал медвежье ворчание. Родион знал, что здесь несколько лет назад был убит медведями местный егерь и японский фотограф. Когда он вспоминал об этом, было страшно. Поэтому старался больше времени думать о фильме.
Половина видимого пространства была покрыта черным вулканическим пеплом, изредка покрытого снегом и кое‑где зелеными пятнами кедрового стланика, в котором он и увидел, как ему показалось, того же самого огромного самца, который был на склоне у домика вулканолога. «Этот что здесь делает? Неужели идет за нами?» Он повел биноклем дальше. Вот ледник, по которому Родион шел два часа назад. Потом ложбина, почти засыпанная огромными камнями. И здесь, в этой, казалось бы, непроходимой расселине, среди больших серых камней он увидел свою медведицу. Он опять повернул бинокль назад. Медведь‑самец стоял на гребне и, похоже, выбирал куда идти. «Поворачивай назад. Возвращайся. Что ты за нами увязался?!» – бормотал Родион.
И в этот момент он вдруг оступился и, с трудом удерживая равновесие, то скользя, то перебегая, часто‑часто семеня ногами, помчался вниз. Под черным вулканическим пеплом прятался многолетний ледник. Уклон был небольшим, но лед под ногами и огромный рюкзак не давали возможности остановиться. Единственным вариантом затормозить такой спуск, было падение. Родион как можно осторожнее упал на правый бок, стараясь рюкзаком смягчить удар. Ему удалось избежать переворотов и, пропахав по склону несколько метров, он остановился. И только потом вспомнил про камеру в рюкзаке.
Через два часа он добрался до избушки. Точнее небольшого сарая из фанеры, обитого черным рубероидом. Эти маленькие, но очень необходимые пристанища, построил тот егерь, который потом погиб от лап медведя. Единственное маленькое окошко было выломано. Наверное, еще осенью сюда забирался медведь в надежде чем‑нибудь поживиться.
Главное, что в этом домике была хорошая печка. И была солярка для генератора, а значит и электричество. Без него он бы не смог зарядить аккумуляторы на камерах. Родион опять вспомнил о камере, которая была в рюкзаке. Открывать рюкзак было страшно. И он начал с окна. В одной половике его стекло не разбилось, а вторую он заклеил найденным скотчем и целлофаном. Потом он разжег печку и домик ожил. И только после этого развязал рюкзак. Вынув камеру из пластикового бокса, он нажал кнопку включения. Никакой реакции. Поменял аккумулятор. Тот же результат. Была вторая камера. Похуже. На нее можно было что‑то снять. Но для серьезного фильма такое качество не подойдет. Все равно придется лететь в Москву.