Я вышел из здания больницы, так до конца и не осознав сказанные лечащим врачом слова:
"Прости, Игорь, мы сделали для твоей мамы всё, что смогли. Она боролась до конца. Крепись, ты же не маленький мальчик, обязательно справишься с потерей, хотя это будет трудно".
Врач, с которым мы были знакомы уже почти год, похлопал меня по плечу и ушёл, шурша накрахмаленным халатом. Заплакала приехавшая из провинции тётя, но, не обратив на неё внимания, я медленно побрёл к дверям. Мне нужно было выйти на воздух. Сам не понимал, зачем ― просто иначе задохнулся бы здесь, где вокруг пахло смертью.
Я не мог поверить, что мамы больше нет, не хотел ничего слышать, что бы ни говорил этот щеголеватый холёный доктор ― равнодушный и циничный, которому на самом деле было всё равно. Для него мама была обычной пациенткой в онкологическом отделении, каких много. Разве мог этот докторишка понять, что значит для мальчишки расти без отца рядом с мамой, единственной опорой в жизни...
Солнечное августовское утро ослепило меня, заставив забиться под козырёк здания. Оно было таким ясным, наполненным безмятежностью лета, что я его возненавидел. Так же, как и весело щебечущих в сторонке медсестёр, и мужчину с палочкой, гулявшего по больничному скверу, и всех, всех, кто жил, когда её уже не было... Как они смели радоваться жизни в такой день?
Мне стало обидно, и хотелось плакать, но почему-то не получалось. Я не сразу понял, что мне мешала ненависть к ним, осмелившимся жить. И прежде всего, к доктору, не сумевшему помочь маме.
"Как же всё просто: раз её нет ― он тоже не должен жить", ― эта мысль показалась логичной и правильной, дышать сразу стало легче. Быстро выбежал из больницы и пошёл вдоль улицы, пока взгляд не остановился на вывеске хозяйственного магазина. Покинул его, прижимая к бедру сумку с только что купленным тяжёлым молотком. Я не раздумывал о правильности того, что собирался сделать.
Но в больнице меня ждало разочарование. Врач только что отправился в отпуск в Таиланд, и уже был на пути в аэропорт. Это было нечестно, несправедливо, но изменить ситуацию я не мог. Развернулся и, выйдя на улицу, сел в первый попавшийся автобус. Мне было всё равно, куда ехать. В голове крутилось одно ― опоздал!
Я так погрузился "в себя", что и не заметил, как автобус вывез меня на окраину города. И когда водитель объявил конечную остановку ― вышел вместе с пассажирами, быстро разбежавшимися в разные стороны. На улице было жарко, но от мыслей, что в тот момент крутились в голове, я вспотел и ещё крепче вцепился в молоток, лежавший в перекинутой через плечо сумке.
Оглядевшись вокруг и увидев указатель с названием дачного посёлка, стал быстро спускаться с пригорка, а дальше почти побежал по заросшей травой тропинке через перелесок к виднеющимся вдалеке домам. "Жизнь за жизнь, ― крутилось в голове, ― кто-то должен уйти вместе с ней. Так будет справедливо. Неважно, кто, просто первый встречный..."
Домик стоял с края посёлка, утопая в зелени, и, толкнув незапертую калитку, я вошёл в сад. Перед домом росли огромные кусты флоксов, точно такие же, как у бабушки, к которой мы с мамой ездили на каникулы каждое лето. Вокруг порхали стайки бабочек, и это почему-то заставило меня остановиться. Страшно заболела голова, и настырно зудящий голос внутри стал тише.
Но тут она обернулась ― юная, красивая, словно фея, девушка с распущенной каштановой косой, растрепавшейся на ветру. Она увидела меня и побледнела. Букет полевых цветов выпал из её рук. Испуганная и обречённая, она беспомощно не спускала с меня глаз. И даже не заметила, как закружившийся вокруг неё рой бабочек, пытался унести её с собой. Спрятать от меня. Почему? Глядя сквозь неё, я забыл, зачем пришёл...
Голос снова прошептал: "Убей", ― и я покорно достал молоток, но нерешительно спрятал его за спину. Потому что не мог этого сделать. Девушка была так же прекрасна, как мама. Она тоже должна была жить.
Красавица что-то прошептала о бабочке, кажется, что та пока жива, но я её почти не слышал ― голова разламывалась от боли.
― Она тоже умрёт, ― произнёс я, думая, что бабочка такая же хрупкая, как мама в последние дни. Но девушка была полна жизни, и поэтому я постарался её успокоить.
― Не бойся, обещаю, больно не будет, ― едва успел произнести, как вдруг к глазам подступили так долго сдерживаемые слёзы, а противный голос в голове ― замолчал. Я, наконец, очнулся и, испугавшись этих огромных, с ужасом смотрящих на меня девичьих глаз, развернулся и бегом бросился в лес, по пути выкинув молоток в овраг. "Что же я творю! Мама там одна, она ждёт меня!" ― повторял, всхлипывая как ребёнок, и на душе вдруг стало так невыносимо тяжело от понимания, что я потерял её навсегда. И никто в этом не виноват. Просто смерть - часть жизни...