– Давай-ка, сестра, попьем мы с тобой деревенского чая с травками. Вспомним детство в родном доме и дружбу нашу. Помнишь, как мы любили с тобой на печи шептаться и девчоночьи тайны обсуждать… – говорила Полина, улыбаясь, так приглашала Зинаиду к мирному разговору. Зинаида улыбнулась в ответ, взяла чашку чая и потянулась за медом.
– А правда, сестра, давай поговорим о нашем, о девичьем. Я понимаю, тебя волнует, где я была, почему дочерью не интересовалась все эти долгие годы. Служили мы с мужем на благо нашей Родины, но где служили – не могу сказать. Ребенка взять собой не могли. Связь на несколько лет была потеряна, и у нас не было возможности узнать о ребенке. Поверь и прими это как данность, – Зина отхлебнула из чашки чай, положила в рот мед и медленно его проглотила. Полина молчала. – Хотела я Тоню забрать сейчас же, как приехала, но разговор с Игнатом меня заставил несколько изменить свое решение. Сейчас дело к ночи, Тоню беспокоить не будем, пусть она с дороги отдохнет. Поговорим с ней завтра утром и скажем ей, что я её мама, а дома её ждет отец. Заберем её к себе домой после вашего возвращения в город.
– Это правильное решение, – ответила Полина. – Чтобы Тоня привыкла к новой реальности, нужно время. Мы вместе с дедами и бабушкой её подготовим к переезду к вам. Но есть одно «но», и тебе тоже надо принять его как данность: Тоня уже девочка взрослая, ей скоро будет одиннадцать лет, и она имеет право решать, с кем ей оставаться. От твоей любви и твоего такта сейчас зависит, захочет ли Тоня жить в новой семье.
– Ты говоришь сейчас как учительница, а не как моя сестра, – перебила Полину Зинаида. – Тоня не может сама решать, с кем ей жить, она должна жить с родителями. Или вы с Тимофеем удочерили Тоню и она даже по документам не наша? – вдруг зло спросила Зина, побледнев и гневно посмотрев на Полину. – Ну, говори же, вы украли у нас дочь?!
– Успокойся, Зина, Тоня носит фамилию, что в её свидетельстве о рождении записана. Документ этот по малолетству ей не требуется в обычных жизненных ситуациях, и она никогда не спрашивала о нём. Тоня зовёт меня мамой, Тиму папой. От тебя и о тебе все прошедшие годы не было известий, и не считали возможным говорить, что мы ей не настоящие родители. Так что, сестра, мы очень бережно отнеслись к Тоне и её психике, чтобы не травмировать её раньше, чем она готова будет принять новость о том, что у неё есть родители, которые её родили.
– Предусмотрительные вы с Тимкой. Хорошо. Хорошо, что ты понимаешь, что ребёнок должен жить с родными родителями. Так и решим: завтра разговариваем с Тоней, она остается здесь до вашего возвращения в город, а там мы её перевозим к себе домой. Давай будем спать. Я устала, с раннего утра на ногах и в тяжёлых разговорах.
– Спокойной ночи, Зина, – Полина встала со стула, собрала чайные пары и отошла с ними к маленькому столику, на котором стоял таз с водой, занялась мытьем посуды, молчала. Зинаида посидела еще немного и ушла. Полина вытерла чашки и села за стол. Она смотрела в окно, в него заглядывала луна, светила ярким холодным светом, будто фонарик луч света направил в окно. За размышлениями она не заметила, когда рядом с ней оказалась Тоня. Девочка молчала и только перебирала у куклы волосы. В руках у неё была кукла, сделанная бабушкой Тоней, у Марфутки были волосы, которые можно заплетать, и девочка часто меняла кукле прическу.
– И что же это полуночницы не спят? – вопрос Игната вывел Полину из раздумий. Она увидела Тоню, протянула к ней руки: – Тонечка, и как же я не увидела, что ты пришла, – обняла девочку и прижала её к себе, поцеловала в волосы.
– Полина, Тоня, надо ложиться отдыхать, – Игнат ласково смотрел на них. – Завтра будет день и будет пища.
Разошлись по комнатам. Хороший дом у Дубровских – срубленный из бревен, в нем три спальные комнаты и просторная кухня с русской печью – гордость хозяйки Варвары Ивановны. В доме настелен деревянный пол, укрытый самоткаными половиками; просторные окна, в них днем много солнечного света, а ночью светит луна. На окнах и дверях в комнатах красивые шторы из ситца, любовно вышитые и обвязанные кружевами Варварой и её двумя дочерьми, Ольгой и Анной. Дочери рукодельницы – всему обучила их Варвара: варить и парить, печь пироги и хлеб, шить одежду, вышивать, вязать на спицах и крючком, ткать половики. В доме уютно и красиво. Гости спят в отдельных комнатах и не мешают друг другу.
Полина с Тоней вошли в комнату, где уже уснули Настя и Юра.
– Тонечка, давай будем спать, уже поздно. Спокойной ночи, – Полина поцеловала девочку и помогла ей лечь на кровать к Насте. Сама прилегла к Юре. Не спалось Полине. Она прислушивалась к звукам в доме – дом жил. Скрипнула половица в комнате родителей, луна нарисовала силуэт Игната на шторах; через несколько минут тень его скрылась в комнате, тяжело отозвалась кровать под Игнатом, послышался шепот Варвары:
– Спи, Игнат, утро будет, будет день, тогда и всё решится. Спи.
– Варя, не могу уснуть. Чую беду, – также шепотом он отвечает жене.
Потянуло табачным дымом – не спалось Зинаиде.
Дрёма начала окутывать Полину, когда ей больше почувствовались, чем послышались шаги. Она открыла глаза. В комнате не было Тони. Выждав несколько мгновений, Полина поднялась, накинула на плечи халат и вышла из комнаты – в кухне Тони не было. Дверь дома приоткрыта. Полина тихонечко открыла её шире и увидела Тоню, сидящую на крыльце. Девочка была в одной ночной сорочке. Сидела она, подобрав ноги, обхватила их руками и голову положила на руки. Свет луны падал на скорбную детскую фигурку, казалось – она спит, а луна её укрывает и своим светом и убаюкивает. Стояла звенящая тишина. «Печальный ангел», – подумала Поля. Она тихо, чтобы не нарушить покой Тони, вернулась в дом, взяла лоскутное тоненькое одеяло и так же тихо вышла на крыльцо. Тоня никак не реагировала – может быть, не слышала, может быть, не хотела говорить. Поля села с ней рядом, укрыла одеялом и обняла девочку. Тоня подняла голову, глаза её не по-детски смотрели на Полю – безграничная боль в них… И уткнулся ребенок в грудь Поли и тихо заплакал, подавляя плач, чтобы его не слышно было.
– Тонечка, доченька моя, не плачь. Мы с папой никогда не дадим тебя в обиду.
– Я не хочу ехать с тетей Зиной, – рыдания душили Тоню, – я никогда больше не вижу тебя и папу. И Настю с Юрой.
– Тонечка, доченька, что ты говоришь?! Почему же ты не увидишь нас, если мы рядом с тобой и всегда будем…
Тоня, обхватив за шею Полю, заплакала еще горше:
– Бабушка Марфа сказала: кукушка украдет дитёнка…
– Тоня, да мало ли что говорила старая бабушка, может, она сказку вспоминала, – пыталась утешить дочку Полина.
– Мама, я слышала, как вы говорили с тётей Зиной. Она злая, я не хочу с ней ехать, – тельце девочки сотрясалось от плача, и Полина, поглаживая её по голове, сама тихо плакала. Молчала она недолго, потом тихо-тихо, как шелест ветра, начала говорить.
– Раз уж ты всё слышала, доченька, послушай теперь и меня. Зина и Алёша – твои родители, они тебя родили. Мы тебя растили с любовью, ты для нас с Тимофеем – родная наша дочь и сестра Насте с Юрой. По закону твои родители могут тебя забрать – это их право, но никто не сможет лишить нас наших чувств друг к другу – ты наша дочь, мы твои мама и папа. Так для нас будет всегда! А у тебя есть право выбора, считать или
не считать нас папой и мамой, – Полина говорила, девочка успокаивалась под шелест доброго голоса и вслушивалась в слова, но молчала. – Вернёмся в город – поедем к твоим родителям, встретишься с папой Алёшей. Он болен, пока не может ходить, ему нужна твоя помощь…
– Какая помощь? – спросила Тоня, а в глазах её мелькнули недоумение и удивление.
– Простая помощь, Тонечка. Например, стакан воды подать. Рассказать о своих успехах в школе или показать платья, которые ты сшила для Марфутки и Танечки.
Девочка задумалась. Плакать перестала и не шевелилась, прижавшись к Поле. Сердце Полины сжалось от боли, молнией пронеслась мысль: «Тонечка права. Мы не увидимся… – она замотала головой: – Бред, бред. Это луна, это всё луна навевает такие печальные мысли. Полнолуние».