- Тимоша, скажи, что на свете самое красивое? Могу биться - не знаешь.
- Чего не знать! Что мне нравится, то и красивое.
- Ослам колючки нравятся.
- Не возникай. Насчет ослов в зуб дам.
- Дай в этот, он у меня молочный. - Боба оттянул пальцем нижнюю губу. - Юмор не понимаешь. - Он сплюнул и сообщил с таким видом, словно сделал подарок: - Самое красивое - ракеты, самолеты и автомобили. Скорость, помноженная на гармонию линий.
- Скорость, помноженная на что?
- На гармонию линий.
- На что?
Боба вздохнул грустно. Так грустно, чтобы всем стало совершенно понятно, как ему жалко товарища.
Самолеты громыхали, словно не слышали этого разговора. Словно им все равно было, хвалят их или ругают.
- Чего не понимаешь, тем не обладаешь, - сказал Боба.
Тимоша насупился.
- Ну, ты даешь! Ну, я пошел. А то черви сдохнут. - Он поднес к глазам стеклянную трехлитровую банку с веревочной ручкой.
- Не сдохнут. Они живучие. Вчера ушли, а здесь самолет чуть не обвалился. Смотри, рыжая прилетела.
- Тише ты, может, она иностранка.
Мимо мальчишек прошла девчонка. Солнце запалило на ее голове рыжий осенний огонь. На девчонке была шуба из нерпы, ярко-красные брюки, темно-красный пушистый свитер. В одной руке нерпичий портфель, и к нему привязана нерпичья шапка. Изогнувшись стручком, девчонка волокла тяжеленный рюкзак.
В небольшом отдалении от мальчишек девчонка остановилась, постояла секунду-другую, покрутила головой, высматривая кого-то в толпе, и угрюмо уселась на свой мешок.
"Пассажиров, отлетающих рейсом триста вторым, Ленинград - Сочи, просят пройти на посадку, - объявила по радио девушка-диспетчер. И вдруг запела нежным домашним голосом: - "Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги..."
- Разиня, микрофон не выключила, - сказал Тимоша.
- Тайга под крылом ни о чем не поет. И не похожа тайга на море, сказала девчонка.
"Извините, Аркадий Степанович", - объявила по радио девушка-диспетчер, хихикнула и выключила микрофон.
Боба сделал вокруг девчонки несколько ленивых безразличных шагов, уселся на корточки почти нос к носу, спросил вежливо:
- Скажите, пожалуйста, на что похожа тайга?
- Тайга на тайгу похожа. Море - на море. И тайга не зеленая, ответила ему девчонка. - Отодвинься, чего ты мне в нос дышишь!
Боба отодвинулся. Лицо у него было постным и предупредительным, словно он находился в учительской.
- Я вас понял: тайга белая.
- Ты что, глупый?
- Ага, глупый - дурак.
Девчонка улыбнулась, словно попросила прощения.
- Дурак, а вежливый. Тайга даже зимой не бывает белая. Тайга везде разная. В Архангельской области тайга некрасивая. Вам такая не понравится. Она ржавая, в плешинах, в желтых пятнах. От болотного железа. Даже смотреть неприятно. За Уралом тайга бурая, в сиреневую переходит у горизонта. И везде тайга разноцветная. Зеленую тайгу, наверно, поэты придумали.
Тимоше очень понравилось это ее заявление.
- Крой их, - сказал он, - поэтов. Присаживай. Гармония линий, помноженная на скорость.
Девчонка вскинула брови. Глаза у нее большими стали и робкими.
- Это про что?
- Это, понимаешь, формула красоты. Боба вывел.
- Чего не понимаешь, тем не обладаешь, - сказал Боба. - Нынче радость - утром рано повстречались два барана.
Тимоша улыбнулся ему задушевно.
- Боба, не возникай. Скорость есть скорость. Линии есть линии. Они друг на друга не умножаются. А насчет баранов - напоминаю. - Тимоша показал Бобе кулак и уселся рядом с девчонкой на край тротуара.
- Это же не буквально, - сказал Боба.
Шофер такси, молодой человек расторопного вида, подошел к ребятишкам.
- Привет, кавалеры. До центра по рублику, дальше по счетчику. Спешите ехать?
- Нам на автобусе в самый раз, - ответил ему Тимоша.
- Пардон...