Выговорившись, Печерский зло пригрозил Соне:
--Ты сегодня же вылижешь языком костюм. И если замечу хоть одно пятнышко, уедешь с голой задницей в свою тьмутаракань.
Не понимая ничего, Соня, держась за покрасневшую щеку, со страхом слушала директора. Таким она видела его первый раз. Только и нашлась тихо спросить:
--Что я сделала не так, Эмиль Леонидович?
--Что сделала? Да лучше бы ты ничего не делала. Или в самом деле, как говорила своему ночному дружку, напоила бы Эммерсона снотворным.
Печерский устало опустился на стул. Впился взглядом в Соню.
--Ты похоронила репутацию нашей фирмы. Вот что ты сделала. Наградила важного зарубежного гостя грязной болезнью. Пришлось отложить отъезд Эммерсона на родину до выяснения источника заражения. Мне сообщили, что начато расследование инцидента. Еще не хватало, чтобы он расторг все соглашения. Тогда нам вообще хана.
Наступила тягостная тишина. Продолжалась она, впрочем, недолго.
--Ты чего колом стоишь?- снова загорячился директор.- Собирайся, поедем к врачам освидетельствоваться. И не дай бог, если твоя вина подтвердится! Одна надежда, что он приехал к нам уже с болезнью.
--Но как теперь узнать кто от кого заразился?- подала голос Соня.
--Не твоего это ума дело. Врачи умеют определить.
Уже в машине до девушки дошло, что она, не желая того, возможно, заразила и Алексея. Хотела посоветоваться с директором, но тот, словно прочитав ее мысли, объявил:
--Кстати, твоего ночного гостя уже повезли на обследование.
Это сообщение стало последней каплей в череде оглушительных, страшных новостей. Соня впала в состояние угнетенного безразличия. Мозг отказывался воспринимать действительность.
Всю вторую половину дня ее возили из одной клиники в другую, водили от одного врача к другому. Просвечивали разными новомодными аппаратами, брали анализы, кололи какими-то лекарствами. Когда вся эта суета закончилась, Печерский подвез Соню к дому. В квартиру не стал заходить. На прощанье сказал:
--Будь дома. Никуда не отлучайся, будем ждать результат.
Устало поднимаясь по лестнице, встретилась с Валерием Шестуновым. Он приходил за вещами, но Валентина уже успела сменить замки на входной двери, и он уходил ни с чем. Мрачно съязвил:
--Вижу, тяжелым оказался подарок африканского гостя. Еле плетешься.
Сил реагировать у Сони не было, и она молча прошла мимо.
Долго плескалась в ванной. Потом, накинув халат, приступила к уборке. Заканчивала мытье посуды, когда в голову пришла простая мысль: ее мог заразить только Шестунов, но он не выглядел виноватым! Неплохо бы его проверить. С этой мыслью она схватилась за телефон.
В офисе Эмиля Леонидовича не оказалось. Ответила давнишняя подруга директора секретарь Аллочка Панфилова. Всегда веселая, любительница беззлобно позлословить и пошутить, она сравнительно недавно окончательно пережила мысль, что некогда очень теплые отношения с директором не перерастут в нечто большее, из чего можно было бы свить семейное гнездышко. Но привязанность к своему шефу сохранила. Не отказывала себе в удовольствии оказать Эмилю по его желанию и прежние внеслужебные услуги. Нынче же только всхлипывала в трубку. Из всего ее сбивчивого рассказа Соня поняла, что с Печерским случилась беда.
Кое-как успокоив Аллочку, с трудом удалось узнать, что к директору в офис проникли какие-то люди в масках и сильно избили его. Сейчас он в больнице.
--Хорошо, я сумочку забыла, когда уходила! А там у меня деньги, косметика, документы,- немного успокоившись и собравшись с мыслями, внятно заговорила секретарь. - Пришлось возвращаться от самой остановки. Захожу к себе, а дверь в кабинет директора открыта. Заглянула из чисто женского любопытства, а там на полу лежит Эмиль весь в крови. Вызвала скорую. И знаешь, что врачи сказали? Полежал бы еще часа два и могли лишиться нашего шефа. Я чуть не умерла со страха от одной этой мысли.
Соня сделала попытку узнать адрес больницы, намереваясь тут же отправиться навестить больного. Но Аллочка поторопилась предупредить:
--Эмиль в реанимации, к нему никого не пускают. Меня тоже отправили домой, сказали, навестить можно не раньше завтрашнего утра...
Тяжело и горестно вздохнув, со слезами в голосе, продолжила:
--И то, если придет в себя.
Передохнув, тут же живо поинтересовалась:
--Соня, а это правда, о чем все говорят?
--Что ты имеешь в виду?
--От меня могла бы и не шифроваться,- обиженно фыркнула в трубку Аллочка.- Все только и говорят о твоём курьёзе с негром. Кстати, он как мужчина? Наши девчата разное про чернокожих рассказывают.
Соню такой поворот разговора не на шутку разозлил. Но с Панфиловой ссориться не было резона, и она решила отшутиться:
-- Обыкновенный мужик. Только очень черный и жирный.
--Да ну тебя!- секретарь, похоже, обиделась.- Я тебя о другом спрашиваю, и серьезно.