Первой моей мыслью было — каково здесь пыль убирать! Я привыкла к отечественным, пусть убогим, но поддающимся стерильной обработке медицинским помещениям, а тут попала в любовно обставленное гнездышко кабинетного ученого.
Доктор Перес поднялся из-за стола, шагнул мне навстречу. О его внешности, возрасте и особых приметах я ничего сказать не могу. Не потому, что это было давно или я страдаю плохим зрением. Как и большинство женщин, врачу-мужчине я отказываю в половых признаках. Он врач, и точка. Специалист пола не имеет, только профессиональные знания. Ведь если посмотреть на общение пациентки-женщины с врачом-мужчиной с точки зрения обычных межличностных отношений, то получится форменный кошмар. Она приходит и быстренько раздевается, он остается одетым. Она покорно терпит, когда он шарит по ее телу, прощупывает и простукивает. Потом она одевается и уходит до следующего визита. Какая женщина позволит так с собой обращаться? Это даже не дискриминация и не извращение! Это видение из ночного кошмара!
Итак, из внешности доктора Переса я помню только то, что, когда он тряс мою руку, здороваясь, его макушка приходилась на уровне моего носа.
— Прошу! — указал доктор на кресло. — Присаживайтесь, сеньора Наталья.
Он вернулся за свой громадный стол, приобретенный не иначе как на распродаже имущества какого-нибудь старинного замка. А я замешкалась перед креслом.
Мексиканки в большинстве невысокого роста, и выдаваемые халатики придутся им в аккурат до колена. Но на мне халатик был не длиннее мини-юбки. Иначе говоря, приземлиться на бархатную поверхность кресла я могла исключительно голой попой. Что мне не нравилось.
— С вашего позволения! — сказала я привычную фразу.
Вежливые мексиканцы «с вашего позволения» говорят триста двадцать пять раз на день. Когда выходят из лифта раньше других (незнакомых!) пассажиров, когда протискиваются в толпе, когда отвечают при тебе на телефонный звонок, когда достают носовой платок, когда снимают прилепившуюся на твое плечо ниточку и так далее до бесконечности.
— С вашего позволения! — сказала я, сняла халатик, постелила его на кресло и уселась.
Так мы и беседовали: я голая, но в туфлях, доктор за своим викторианским столом. Он задавал вопросы, я отвечала. Вопросов было не десятки, сотни! Сначала мы прошлись по моей женской физиологической судьбе, потом по заболеваниям моей мамы, когда дошли до половой жизни моей бабушки, я сказала:
— Доктор! Бабушка умерла до моего рождения, ее половая жизнь была крайне нерегулярной.
— Вы знаете это из семейных преданий?
— Из учебника истории. С начала века в России сплошь войны, революции, репрессии, какая уж тут регулярность, когда мужики то на фронте, то в тюрьме.
— Очень интересное наблюдение! — похвалил доктор. — А вы знаете, что в Мексике революция началась в тысяча девятьсот десятом, а закончилась в семнадцатом?
— Знаю. У нас в семнадцатом только закрутилось по-настоящему. Доктор, я начинаю мерзнуть!
— Ох, простите, сеньора! — подхватился он. Выбежал из кабинета, принес новый халатик, который я накинула.
Вопросы не закончились, но куда клонит доктор, поначалу я не поняла. Он пространно говорил о каких-то современных теориях происхождения женских заболеваний и путях распространения. Наконец, до меня стало доходить, и я уточнила:
— Вы имеете в виду мужчин? Они… как бы это деликатнее выразиться… погружаясь в… в…
— В вагины разных женщин, — пришел на помощь доктор.
— Тем самым переносят микроскопическую инфекцию?
— Совершенно верно! Наталья! Вы очень умная женщина! Поговорим о вашем муже.
— Не поговорим! Единственное, что я могу вам сообщить, — это то, что я у него жена от первого брака.