Из невесёлого раздумья Ирину вывело монотонное шипенье пластинки. Ирина сменила иголку и поставила новую пластинку, выбрала наугад. Раздались чёткие, ритмичные звуки фокстрота. Опять стали все танцевать.
- Ирина Петровна, довольно скучать! Идёмте-ка станцуем! - пригласил Ирину незаметно подошедший к ней молодой агроном.
Танцевал Дмитрий Филиппович, как назвал он себя, хорошо, Ирине было приятно с ним. Он был симпатичен ей своей вежливостью, предупредительностью, мягким обхождением. Он был тонкий, хрупкий какой-то, сделанный словно из воска. Правильное, хотя и не очень красивое лицо его, с тонким и длинным хрящеватым носом, синими глазами и каким-то детским выражением, Ирине нравилось тоже. Нос был какой-то весёлый, задорный, немного вздёрнутый и не портил его лица. Губы были влажные, толстые, добродушные.
Гости уже расходились, когда, приглаживая рукой жидкие, но пушистые волосы, он подошёл к ней снова.
- Не будете возражать, если я провожу вас? - сказал он, заметно волнуясь. Виновато улыбнулся. - Не хочется быть одному... в такой вечер, - добавил он.
- Не возражаю. Мне тоже что-то не хочется оставаться одной, - просто откликнулась на его просьбу Ирина.
После душной комнаты Ирина сразу почувствовала свежесть ночи. Захватить с собой весеннее пальто она не догадалась. Выручил Дмитрий Филиппович: отдал ей свой лёгкий белый плащ. Ирина отметила это в нём: "Михаил, вероятно, не догадался бы..."
- Что же вы всё молчите? Так и вдвоём не будет веселее, - засмеялась Ирина. - Давно вы здесь работаете? Вы ведь, кажется, москвич?
- Скоро 4 года.
- Сколько же вам тогда лет? - почему-то удивилась Ирина.
- Старый уже... 30 лет! А вы давно сюда приехали? -поинтересовался он.
- Да тоже давненько, третий год пошёл. Я здесь в техникуме работаю... преподаю.
- Ну и как, привыкли?
- К месту привыкла, к людям тоже, а работу, наверно, брошу, уйду. Совесть мучает, не на своём я месте.
- Да вы совсем ребёнок! - засмеялся Трельский. - Совесть мучает, пользу приносить - всё это романтический бред. Пройдёт! - сказал он уверенно. - Главное в жизни всё-таки материальное, поверьте мне. Годика два пройдёт, и вы сами так думать будете. Подумаешь, работа не нравится. Да наплевать. Она многим не по душе, однако люди живут, не мучаются и не бегают никуда. И чего мучиться? Вам же деньги не за красивые глазки платят, вы же работаете. Что тут нечестного? Нечестно брать взятку.
- Ой, да с вами просто страшно разговаривать. Что же, по-вашему, все люди работают ради куска хлеба?
Он усмехнулся. А она удивилась. Кого-то другого она презирала бы за такие слова, но он ей почему-то не противен. Видимо, потому, что честен. Кто бы на его месте захотел предстать в таком невыгодном свете? А он не боится, уверен в своей правоте, пусть и ошибочной. Но это ничего, можно переубедить. Главное, что честен.
Прошло 2 месяца. Дмитрий предложил Ирине стать его женой. Он ей нравился, казался непохожим на всех и умным, но любит ли она его по-настоящему, она ещё не знала. Слишком свежей была память о Михаиле. Хотя, впрочем, ведь и Михаил появился после Глеба не в таком уж продолжительном времени. Значит, для любви сроки не так важны? Может, зря боится она ему ответить сразу? И всё-таки побоялась.
- Я... я подумаю, Дима! - сказала она, словно вымаливая себе за что-то прощение.
- Хорошо, - сказал Трельский подавленно и не проронил больше за вечер ни слова.
Ирина знала, что Дмитрий её любит, сильно любит. Но ведь они даже ещё не признавались друг другу в любви, не поцеловались ни разу, и вот... Да, ей не приходится выбирать, она это знает, но всё-таки...
Пугала неизвестность. Хотелось с кем-то посоветоваться, но с кем?
Ах, если бы это ей предложил Михаил, думала Ирина. Нечего было бы и раздумывать. А будет ли счастлива с Дмитрием, как знать...
Ирина опять стала листать дневник.
"8 июля.
Вчера была свадьба, шумная и весёлая. Наконец-то я освободилась от замучивших меня тревог и сомнений. Впервые за всё время мне было весело и хорошо".
Ирина поправила выбившуюся прядь волос и встала. Дальше пошли мучительные страницы неудавшейся замужней жизни. Ей не хотелось больше читать их, так расстроилась она от всего перечитанного. Но она вынудила себя снова сесть, решила всё-таки дочитать до конца.
"16 октября.
Несколько дней назад Дима, роясь в бумагах, случайно наткнулся на небольшую фотокарточку Михаила а лётной форме. Я взяла её давно, у Марии Георгиевны. Как она завалилась в бумаги - не знаю, я забыла о ней. Очень ревнивый, Дима сразу же спросил меня: "Кто это?" Пришлось кое-что ему рассказать, хотя это было мне непереносимо. Но главное не в этом. Не успел ещё забыться случай этот, как новая неприятность свалилась на голову, как снег.
Вчера Дима пришёл домой рано, и мы сели ужинать вместе. Только разлила я по кружкам чай - в дверь кто-то постучал. Дима ответил: "Войдите!" Дверь открылась, и в комнату вошёл Михаил. Я так растерялась, что не могла вымолвить ни слова, и выронила из рук фарфоровый чайник с заваркой. Дима молча поднялся и стоял, как и я, какой-то растерянный, хотя Михаила он не узнал, потому что тот был в штатском. Выручил нас из этого неловкого положения сам Михаил.
- Здравствуйте, - сказал он, улыбаясь, и подошёл к Диме. - С вами я ещё не знаком - Михаил Стрельцов. А с Ирой мы давние знакомые, - пожал он протянутую руку Димы. - Мимо шёл, - объяснял он, словно оправдываясь в чём-то. - Решил заглянуть, поздравить, хотя и поздно. Но - лучше поздно, чем никогда, - рассмеялся он. - Ну вот, Ира, а вы говорили, что никогда замуж не выйдете. (Я этого ему не говорила).