Цвет Надежды - Способина Наталья "Ledi Fiona" страница 7.

Нарцисса протерла пыльную поверхность пучком соломы, прибли­зила зеркальце к лицу и внятно произнесла: «Сириус Блэк». После чего, прислонившись к оконной раме, стала ждать, когда на другом конце этого чудовищного мира красивый темноволосый паренек заметит сиг­нал вызова на точно таком же зеркальце. Тогда он посмотрит на нее, и его удивительно синие глаза без слов скажут, что это лишь дурной сон, что все будет хорошо.

И она даже поверит в эту нелепую мысль. Нелепую, но такую же­ланную.

А потом будет дождь и поездка в замок, въездные ворота которого украшает старинный герб: витиеватая буква «М», которую обвивают руки-лапы каких-то зверей-людей. И напряженная тишина, повисшая в библиотеке, стоило ей лишь войти туда.

Однако, когда ее будущий муж предложил (приказал!) сесть, она даже умудрилась выдавить из себя какое-то подобие улыбки.

Сам Люциус чуть присел на огромный письменный стол. Он не знал, о чем говорить с этой девушкой. Нарцисса тоже не спешила затевать душещипательную беседу. Ее, вообще, похоже, в данную минуту сверх всякой меры интересовали собственные босоножки. Иначе с чего бы она добрых десять минут не отрывала от них взгляда? Хотя, может, она любовалась серебристым лаком на пальчиках своих миниатюрных но­жек. Люциуса охватило раздражение. Черт возьми! И это его будущая жена!

Сейчас, когда она сидела на самом краешке широкого кресла, судо­рожно вцепившись в сиденье руками, со стороны она была похожа на нахохлившегося воробья, нелепо втянувшего голову в плечи. Люциу­су совсем не понравился ее вид. Впрочем, Люциусу грело душу, что она испытывает … страх. Хоть и старается его не показывать. Ведь его еще никто никогда не боялся. Домовые эльфы не в счет, да и Крэбб с Гойлом боялись скорее имени его отца. А Нарцисса боялась. Но ведь жена не должна… Вот Присцилла не боялась Эдвина, поэтому и жила далеко-далеко. И хотя это был не ее выбор, такое положение вещей ус­траивало всех. Впрочем… может, в этом и есть смысл. Он знал, какую клятву дают женщины чистокровных семей при вступлении в брак. Что ж, наряду с послушанием и верностью он приобретает еще и страх. А страх влечет за собой восхищение и уважение. Именно такие чувства испытывал сам Люциус по отношению к отцу. Откуда же ему, семнад­цатилетнему подростку, воспитанному с очень странным представле­нием об институте семьи, было знать, что именно эта формула «страх = уважение + восхищение», выведенная им самим, сыграет с ним злую шутку, когда у него появится собственная семья.

Взгляд Люциуса поднялся от поджатых пальчиков ног Нарциссы к ее коленям. На правом был волшебный пластырь, искусно подобранный к цвету кожи, но, тем не менее, заметный для наблюдательных глаз.

— Что с твоим коленом? — зачем-то спросил он.

Честно говоря, ему было на это глубоко наплевать, но как-то нужно было разбить эту проклятую тишину.

— Я упала в саду, — не поднимая глаз, ответила Нарцисса. Ее тихий голос прозвучал удивительно ровно.

— Ездила в гости к Уизли, помочь выдворять гномов?

— Что-то вроде этого.

— Понятно.

В комнате снова стало тихо — молодые люди погрузились каждый в свои мысли.

Люциус настойчиво отгонял от себя образ темноволосой девушки с глазами удивительного цвета, который воображение упорно подсовыва­ло снова и снова. Если бы в этом кресле сидела она… Все было бы сов­сем не так. Он бы не прислонялся к этому чертовому столу, а уже дав­но стоял бы на коленях у ее ног, пытаясь облегчить боль в израненной ножке. Ведь болеть должно обязательно, чтобы он первым мог оказать помощь. А она рассмеялась бы звонко и поблагодарила его.

Разговор о саде и родственниках, даже таких, как Уизли, напомнил Нарциссе совсем другого человека.

— Что с твоим коленом? — тревога в синих глазах. — У тебя кровь идет.

Это были первые слова Сириуса Блэка.

— Ничего, все хорошо, и крови совсем немного.

— Да уж, полподоконника — это совсем чуть-чуть, — нетерпеливо сказал Сириус. — Ты где сейчас?

— Я хотела поговорить… — начала она.

— Так! Выбирайся за территорию, там, в дупле того дуба, ну ты помнишь, я оставил портключ. Он перенесет тебя к озеру. Я буду там через десять минут.

— Сириус, не нужно, я просто хотела поговорить, и…

— Нарцисса! Когда ты посинеешь от потери крови или подхватишь какую-нибудь заразу, всем уже все равно будет, о чем ты хотела пого­ворить. Кстати, возможен и комплексный вариант. Я имею в виду по­терю крови и… — он хотел казаться беспечным, но во взгляде сквозило беспокойство.

— Если бы я знала, что точно умру от этого, я бы никому не позво­лила оказать помощь.

Сказала и пожалела.

— Стоп! Быстро встала. Да-да, прямо сейчас, вместе с зеркалом, чтобы я видел, и пошлепала к дубу. Я тоже вылетаю.

— Я босиком, — зачем-то сообщила она.

— Подходящей обувью не обеспечу, но, — он пожал плечами, — могу взять на руки.

Она улыбнулась, поднимаясь с подоконника.

— Ты правда умеешь оказывать первую помощь?

— Если б не умел, Поттер бы давно загнулся.

Она снова улыбнулась.

— Пока, Сириус, я иду к дубу.

В тот день она впервые убежала из дома, и это был самый счаст­ливый день в ее жизни. Ну и что, что болело колено; плевать, что она была босиком… глядя в его глаза, она верила, что все будет хорошо. Ведь это обещал брат. Пусть не родной, но Нарцисса любила мыслен­но называть его именно так. Она так и не решилась поделиться с ним новостью. Они просто бродили, смеялись, и он ее фотографировал. Увидит ли она теперь эти колдографии? Прощаясь, Нарцисса неза­метно сунула зеркальце в карман куртки Сириуса. Оно ей теперь боль­ше не понадобится, а ему может еще сослужить хорошую службу.

Улыбнувшись на прощание, девушка взялась за портключ. В тот миг она еще не знала, что это последняя их совместная прогулка и что счастливее чем сегодня, они уже не будут никогда. А многочисленные встречи в Хогвартсе будут мимолетны и безлики. Потому что оба они сделали свой выбор.

Нарцисса, как и обещала отцу, станет женой Люциуса Малфоя, а мя­тежный Сириус Блэк уйдет из отчего дома, и его имя станет синонимом грязного ругательства для всей семьи Блэков. Да и вообще для всего волшебного мира, но уже позже и по другой причине. Для всех, кроме Нарциссы, которая с уходом Сириуса потеряет что-то очень важное.

И уже ничего нельзя будет изменить, и не на что станет надеяться.

Находясь в этой комнате рядом с ненавистным ей человеком, де­вушка четко поняла: теперь она зависит от него целиком и полно­стью.

========== Отчаяние ==========

Глупость? Отчаяние?

Медленный шаг…

Это когда-то стоило сделать.

Минутный порыв,

Безумный пустяк…

А может быть, так проявляется смелость?

Щеки горят,

Стук сердца в ушах,

Легкая дрожь в ослабевших коленях.

Глупый порыв,

Во времени шаг -

И загнулись в спираль мгновенья-ступени.

Лестница в небо,

А может быть, в ад.

Запах весны и шумящее море…

Лестница в прошлое:

Ввысь и назад…

А если паденье? Ну, что ж… это стоит.

Находясь в этой комнате рядом с ненавистным ей человеком, девуш­ка четко поняла: теперь она зависит от него целиком и полностью.

Гермиона посмотрела в глаза Драко Малфоя и невольно отшатну­лась, запутываясь в висящих мантиях. Если она считала, что Малфой разозлился, увидев ее в своей комнате… Нет! Что вы! Оказывается, до этого он был просто образцом приветливости и гостеприимства. Сей­час же единственным, что еще спасало здоровье и жизнь несчастной гриффиндорки, было его нежелание портить собственный гардероб, которым, по-видимому, он очень дорожил. Но стоит ей выйти из шка­фа… Гермиона заметила, что правая рука Малфоя нервно сжимается и разжимается, и прижалась к спасительным мантиям.

— Грейнджер! Я не буду повторять, — голос его был настолько тихим, что Гермионе пришлось прислушиваться. Может, спокойствие это хо­роший признак? Только его голос как-то не вяжется с этим взглядом.