Шмель вернул гитару вовремя. И тут же продемонстрировал Рапаю свое умение. Он и на самом деле правой рукой брал аккорды, их аппликатура была уже другой, а левой, забинтованной отбивал ритм. За одну бессонную ночь Шмель не только выучился играть на гитаре, но еще успел родить собственное творение:
Тихо ветер играет ковылью степной,
Облака большие и белые.
Я лежу в тишине, под могильной плитой,
И поют о чем-то волки серые.
– Талант даже гипсом не убьешь! – искренне восхитился Рапай.
И потом, в разных компаниях, когда его друг брал в руки гитару, Рапай в красках описывал свое скромное участие в рождении нового барда с необычным именем Левша Гипс.
– Да если бы я тогда дал тебе гитару больше, чем на одну ночь, ты бы в жизни на ней не научился играть, – затыкал он рот пытавшему возбухать Шмелю.
Сама
1
Сама – с ударением на первом слоге – учился в ПТУ на сварщика. Точной его фамилии Рапай не знал: то ли Самойленко, то ли Самойчук, короче говоря, Сама.
В одном время, как раз после покупки гитары у Пирата, они тесно общались. Сама жил в соседнем подъезде, и часто приходил в гости к Рапаю, чтобы изучать боевые приемы самбо. Борцовским ковром им служили обычные половики, прикрытые подушками, чтобы было не больно падать после выполнения бросков. Приемы придумывали сами: захват за шею, бросок через бедро, задняя подножка, передняя подсечка…
Тренировались часами. Сама был парнем идейным. Если что ему в башку втемяшится, никаким «болевым» не выбьешь. А самбо ему было нужно для того, чтобы защищаться от пьяного отца, который, бывало, что и поколачивал. И его, и мать. Иногда и младшей сестренке доставалось. В семье у Рапая такого не водилось. Но он знал, что многие его сверстники страдали от домашнего насилия. Уму-разуму тогда учили просто: ремнем по жопе!
Сама страдал от двойного насилия, от притеснений дома и в ПТУ. Старшекурсники устроили жуткую «дедовщину»: отбирали стипендию, заставлять драить полы в заплеванной мастерской, гоняли за сигаретами и пивом, могли и просто избить не за что, не про что. Знающие пацаны говорили, что даже в детской колонии житуха была полегче.
Устав от головокружительных бросков и смертельных захватов, приятели пили чай со свежевыжатой вишней на маленькой кухоньке за деревянным самодельным столиком – отец сам смастерил. Было безумно вкусно!
Потом уже в зале, сидя на обшарпанном диване, чьи потертости были прикрыты дешевым хлопчатобумажным покрывалом, Рапай показывал свои похвальные грамоты и спортивные дипломы.
Вот, один из первых – Диплом первой степени «За первое место в зимнем многоборье за победу в первенстве по легкой атлетике среди групп начальной подготовки». А вот такой же диплом от ДСШ в беге на 300 метров – была такая нетрадиционная дистанция – с результатом 56,7. Его Рапай показал в четвертом классе – это норматив на «отлично» 8 класса.
А вот грамота за рекорд школы в прыжках в высоту – 1 метр 50 см… Хотя нет, этот рекорд Рапай установит немного позже, когда всего за один учебный год ему удастся вырасти сразу на 10 см и он из маленького пацаненка превратится в вполне себе нормального парня. Кто-то из друзей посоветовал записаться на баскетбол, дескать, все время будешь тянутся вверх, к баскетбольному кольцу… Сработало!
Особенно много в спортивной коллекции было дипломов за призовые места в различных футбольных соревнованиях, начиная с дворового турнира «Кожаный мяч» и кончая республиканскими соревнованиями Кубка ЦК ЛКСМ «Надежда».
А сам Рапай большего всего ценил грамоту, в которой от руки было написано: «Самому молодому участнику традиционного Навоийского пробега по улицам города…» Ее он получил три года назад, на Новый год…
Рапай хорошо помнил этот забег. Падал редкий снег и приятно холодил разгоряченное лицо. Бегуны взяли резкий старт от главного входа стадиона «Согдиана». Но не пройдя и трети пути, где-то на повороте на проспект Ленина, стали выдыхаться, переходя то на легкую трусцу, а то и вовсе на пеший шаг. Рапай обходил не рассчитавших своих сил спортсменов одного за другим, не прилагая к тому никаких видимых усилий. Для него бежать было так же естественно, как дышать. Не меняя темпа и не гонясь за рекордом, Рапай вернулся на стадион, даже ни грамма не запыхавшись.
Как потом выяснилось, это был четвертый результат официального городского забега на дистанцию четыре километра!
За четвертое место награды не полагалось. Но главный судья соревнований, удивившись, как быстро и легко такую сложную дистанцию преодолел столь юный бегун, решил грамоту, которая была приготовлена за третье место, вручить Рапаю.
Саму, однако, дипломы и похвальные грамоты Рапая не впечатлили:
– Вам дают эти бумажки, чтобы вы без дела по улицам не шлялись. Вот награды за учебу – это другое дело!
Нашлись награды и за учебу: Благодарность по окончании первого класса и Похвальный лист за «Отличные успехи в учебе, труде и примерное поведении» по окончании шестого. На эти «бумажки» Сама уже взирал с почтением, по-многу раз перечитывал, вроде не веря написанному, уважительно цокал языком.
– А сейчас, как учишься?
– Так, – отмахнулся Рапай. – До восьмого класса был «круглым отличником», а потом скучно стало.
– Ну эт ты зря! Чем мяч по полю гонять, лучше учись, раз способности есть! Вот у меня их нет, я и поперся после восьмилетки в училище. Но ничего, сварщик – тоже нужная в жизни профессия.
Сама был не по годам зрел и рассудителен.
2
На этот раз приятели не тренировались, а сидели на крыше своего четырехэтажного дома и загорали. До знойного саратона было еще далеко и греться под нежными лучами ласкового майского солнышка было одно удовольствие. С крыши до неба было ближе, чем с земли. Задумчиво плыли облака, через дыры в которых проглядывала бездонная синь. О чем-то своем, птичьем, не земном, ворковали голуби в самодельной клетке, обтянутой мелкой железной сеткой. Ни Сама, ни Рапай не были голубятниками, и не обращали на воркующих соседей никакого внимания.
Голубей держал Лёха Мордвин с третьего этажа. Он в отличие от своего старшего брата Казы, худющего наркомана, как-то по-началу больше тянулся к флоре и фауне. Вот разводил голубей, во дворе высаживал зеленные саженцы. А потом загремел на зону вслед за братом по той же статье. Анаша никого до хорошего не доводила, за нее чуть ли не пол-двора срок на зоне тянула.
Отсидев, Лёха вернулся домой весь поникший и разбитый. Жаловался, что долгое время не мог есть – ему вводили в желудок питательные вещества через катетер. Но прежних своих увлечений бывший зек не забыл. На даче отца-фронтовика, который всё время ходил с красным хмурым лицом (видно, стыдно было за сыновей), завел кроликов. «Знаешь, как их жалко бывает резать, жена просит-просит, а я не могу. Махну стакан, только тогда получается. А так – никак», – жаловался он Рапаю.
– А ты знаешь о чем я мечтаю? – нарушил молчание Сама, поправляя газетное сомбреро на голове, солнце – хоть и весеннее, но начинало припекать.
– Расскажи.
– Хочу девчонку нормальную найти, понимаешь? – речь Самы от волнения стала быстрой и сбивчивой. – Ну чтоб всё понимала, да?.. Вот, как мы с тобой тут сидим, загораем, в натуре, ну чтоб с ней тоже так можно было сидеть, чтоб настоящая пацанка была… и верная.
И после некоторый паузы он добавил уже другим задумчивым тоном:
– Я вообще, думаю, это самое главное в жизни – встретить такую девчонку.
Рапай не ожидал от будущего сварщика подобной философии. Облака, что ли, навеяли?
– Есть одна хорошая песня, ты наверняка ее слышал.
Рапаю показалось, что Сама сейчас запоет:
«Тише, люди, ради Бога, тише —
Голуби целуются на крыше».
Тем более, что их пернатые соседи что-то примолкли. Сама фальшиво, но уверенно затянул совсем другое: