Как только ушел Джон, Цваер отправил с другого телефона Низами СМС с номером рейса и просьбой о срочной встрече. Потом поставил будильник на шесть часов и лег спать.
Понедельник
Мухамад Абу Аль Бакар, которому в Интерполе присвоили псевдоним Моджахед, вызвал к себе своего помощника и правую руку Керима. Для всех он был личный секретарь Шейха, и только немногие знали о его основных обязанностях начальника службы безопасности и личного телохранителя.
Утренний Намаз прошел, и Керим уже стоял под дверью, с тревогой ожидая вызова: новости, полученные с вечера, ничего хорошего не сулили. Несмотря на принятые Керимом срочные меры, он не сомневался в реакции хозяина, поэтому был готов ко всему, даже принять смерть из рук Шейха, так как знал, что бывает с тем, кто приносит дурные вести.
Хозяин пил чай с вяленой дыней, молча слушал доклад Керима и не комментировал, как обычно, произошедшие события. Потом оставил на маленьком столике с фруктами пиалу и подошел к Кериму.
– Керим, ты ведь для меня всегда был как сын. Я тебе всегда доверял самые сокровенные тайны, ты всегда хорошо выполнял все мои поручения, почему же ты сейчас меня подводишь, или ты продался неверным? Чем они тебя купили? Почему обе группы не добрались до этого проклятого гяура? Я тебе поручил нанять лучших воинов Джихада, для того чтоб они свершили над ним праведный суд Аллаха. Ты же нанял придурков, которые даже близко не смогли подобраться к нему. Почему я узнаю о дурных новостях раньше тебя и должен реагировать на них сам? Может, я тебя обделил своей любовью, может, мало плачу?
Керим дождался, когда замолчит Хозяин, и, покорно опустившись на колени, произнес:
– Хозяин, я виноват перед тобой. Можешь меня убить, я целиком и по частям принадлежу тебе. Но в том, что произошло, только часть моей вины. Я виноват в провале первой группы. О них стало известно Интерполу, из-за паршивой овцы в нашем стаде, мои люди его уже вычислили и, как только найдут, принесут его голову тебе. Вторая группа, которая должна была выполнить твою волю, из-за жадности хозяев маршрутного автобуса, этих проклятых гяуров, попала в аварию и упала в пропасть. Выжил только старший группы, да и тот находится в коме. Этого предусмотреть никто не мог. Я уже начал поиски новых исполнителей воли Аллаха и сам пойду старшим, чтобы искупить свою вину перед тобой, мой повелитель. У меня нет другого выхода, кроме как выполнить твою волю или умереть.
– Керим, ты не можешь умереть раньше, чем выполнишь мою волю, или раньше, чем я тебе разрешу. За твою халатность ты будешь наказан, как – я решу позже. Сейчас мы вылетаем в Казань, у меня там срочная встреча. Дальнейшее узнаешь в самолете, иди, собери мои вещи и предупреди пилотов.
Керим, пятясь в полной растерянности, вышел из комнаты. Это был первый случай на его памяти, когда карающая рука Хозяина не наказала немедленно провинившегося. Это и пугало, и обнадеживало.
А Мухамад тем временем связался по скайпу со своим таинственным информатором и поинтересовался, как идут дела по его вечернему распоряжению и хватит ли тому наличных денег, чтоб доставить объект в Душанбе? Получив утвердительный ответ, успокоился и стал готовиться к вылету.
К шести часам на даче все были на ногах. Николай уехал в город. Надежда хлопотала на кухне, готовила завтрак.
Солнышко еще не пекло, а пригревало. Легкий ветерок качал листья винограда, прикрывающие беседку с востока. Очень хотелось окунуться в бассейн, но обошлись душем. Василий, как всегда, побрился.
Они с Семеном расположились в беседке и обсуждали план действий.
Первым делом решили определить места возможного расположения страхующей группы: не исключено, что снайпер не один.
Природа вокруг благоухала всеми запахами второй половины августа, здесь тебе и яблоки, и цветы, и пряные травы. Тишина стояла такая, что комара за три метра слышно, и все это скоро должно измениться. Дачный участок ничем особым не выделялся среди соседних: те же шесть соток, домик с ломаной двухскатной крышей, где вместо чердака устроили второй этаж, состоящий из одной спальни и двух кладовок. На первом этаже располагались две спаленки, коридорчик с камином, громко именуемый каминным залом, и пристройка – кухня, вотчина Надежды Петровны. Дача в прямом смысле была летним домиком, потому что не имела отопления, кроме камина, от которого тепла было мало, а дров он съедал много. Камин служил для того, чтобы в дождливые летние дни посидеть перед ним и посмотреть на огонь. Дачу даже с натяжкой нельзя принимать во внимание как оборонительное укрепление: первый этаж хоть и сложен из шлакоблоков, но имеет два окна на южной стороне, выходящие на улицу, и большое окно чуть ли не во всю стену на северной, выходящее в сад. С южной стороны окна закрыты шторами от солнца, что затрудняет обзор, но не защищает даже от пуль, не говоря уж о более серьезном оружии. На первом этаже только кухня более или менее защищена. Небольшое окно из стеклоблоков находится почти под потолком, одной стеной кухне служит стена дома, южная стена глухая. Дверь выходит в беседку, которая не просматривается со всех сторон, так как прикрывается надворными постройками и гаражом. Второй этаж и вовсе сделан из досок с утеплителем и обшит пластиковым сайдингом. В общем, мужчины пришли к выводу, что основную группу надо встречать на дальних подступах.
Ничто не говорило о приготовлении к встрече незваных гостей.
А в гостинице в это время Цваер, он же Густав Шварц, принял контрастный душ, оделся и, наспех перекусив в буфете, выходил к вызванному такси. Утро было теплое, солнце еще не накалилось. Густав не оглядывался, но знал, что за ним наблюдают из-за шторы на пятом этаже. Спокойно бросил на заднее сиденье сумку, сел в машину и поехал в аэропорт. По дороге под видом того, что хочет что-то посмотреть в сумке, проверил, нет ли хвоста. В зале ожидания аэропорта было не многолюдно, ведь ранний рейс всего один. Густав зашел в буфет, выпил чашечку кофе, заодно наблюдая за пассажирами, и, не заметив ничего подозрительного, направился к стойке регистрации. Он не сомневался, что Низами найдет возможность встретиться и переговорить.
Низами вошел, осмотрелся и тоже стал на регистрацию этого рейса. В зале ожидания посадки он к нему не подходил, а на посадку прошел первым. В салоне стюардесса под предлогом того, что ей надо посадить семью с ребенком вместе, попросила пересесть. Соседом по креслу был Низами. За время полета Цваер подробно пересказал разговор со старшим группы.
Вместе они решили оставшегося в живых боевика изолировать в госпитале, а в СМИ сообщить, что он скончался от полученных травм: не выдержало сердце. По прилету в Кисловодск они разошлись.
Низами поехал в местное отделение Интерпола, чтобы доложить начальству об изменении обстановки и решить вопрос с местным управлением ФСБ о «смерти» боевика.
Доклад не занял много времени, а вот с боевиком пришлось повозиться.
Разговор с начальником УФСБ Гуськовым Николаем Петровичем с самого начала не заладился. Он сначала долго запрашивал подтверждение полномочий Низами, а когда получил, то явно им не обрадовался. Еще больше он помрачнел, когда Низами обрисовал стоящую перед ним задачу.
«Низами Олшанович, вы не подумайте, что я не хочу с вами сотрудничать. У меня в данный момент мало сотрудников, часть из них уехали на переподготовку, часть находится на задании. В военный госпиталь, как вы предлагаете, мы его перевезти не сможем: во-первых, он не транспортабелен, находится в отделении реанимации, во-вторых, в госпитале проходит операция по выявлению окопавшегося там агента ИГИЛ[1]. Через наш госпиталь идет снабжение боевиков медикаментами и вербовка новых членов ИГИЛ среди раненых и больных новобранцев. Я предлагаю перевезти его в медсанчасть оборонного предприятия, которое находится недалеко от больницы. Территория там закрытая от посторонних глаз, и медперсонал имеет соответствующую квалификацию на случай аварии на предприятии. Вот только как его незаметно вывезти из больницы?» – сказал Гуськов.