Его кисти рук, как и до того – её платье, упали на пол – по инерции из-за некоторого усилия, с которым он стаскивал, превратившуюся в упругий ободок, ткань.
И тут он замешкался – ему, цинику процесс показался немного смешным: она стояла перед ним будто стреноженная лошадь.
Но, неожиданно для него, Катюша сама приподняла ногу, и ступня освободилась.
Он встал и, полуобняв, потянулся пальцами к застёжкам лифчика, невольно уколов небритостью подбородка её округлое плечо.
Теперь она вся была раздета…
Он почувствовал дрожь её тела, сдёрнул с дивана плед и укутал её. Она смущённо улыбнулась, взяла с кресла, стоящего рядом с диваном, махровый с чередующимися – белыми и бежевыми продольными полосами халат, набросила на плечи вместо пледа и прошла в ванную.
Там Катя его сняла, и в приоткрытую дверь Саша увидел её со спины, обнажённую – от головы с завитками волос на шее (как у Анны Карениной, но не чёрных, а тёплых каштановых тонов) до загорелых ног – со всеми классическими четырьмя промежутками: у тонких щиколоток, у колен, внутри бёдер и верхний, перед ещё одним треугольником без загара.
Катя высыпала в ванну из банки душистую соль лаванды, наклонилась, немного присев, чтобы открыть кран горячей воды, подняла правую ногу, перешагивая через край ванны, потом – левую и встала в ванне. Подождала, пока вода наберётся, и села, вытянув ноги вдоль ванны…
Скоростной поезд нёс Сашу с неумолимой скоростью на «очередную пьянку под кодовым названием: День энергетика», как говорил Д,Артаньян.
Симпатичная барышня – соседка по купе назвалась Екатериной («луч света в тёмном царстве» и совпадение в бесконечности).
Поезд тронулся, Катя стала было читать какую-то книгу, но вскоре задремала, опустив её на колени.
Саша из любопытства посмотрел – что она читала (и на её открытые колени – тоже). Книга в зелёном ледериновом переплёте с жёлтой фотографией швейцарского издания 1884 года и барельефом автора – на таком же фоне – на обложке со знакомым названием.[1]
Осторожно поднял книгу и открыл наугад – попалась 6-я глава: «Род и государство в Риме», на стр. 147 прочёл: «Они были лично свободными людьми, (и)… составляли… плебс».
Дон Кихот объяснял своему верному оруженосцу: – Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей; с нею не могут сравниться никакие сокровища: ни те, что таятся в недрах земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы, так же точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случиться с человеком. Говорю же я это, Санчо, вот к чему: ты видел, как за нами ухаживали и каким окружали довольством в том замке, который мы только что покинули, и, однако ж, несмотря на все эти роскошные яства и прохладительные напитки, мне лично казалось, будто я терплю муки голода, ибо я не вкушал их с тем же чувством свободы, как если б все это было мое, между тем обязательства, налагаемые благодеяниями и милостями, представляют собою путы, стесняющие свободу человеческого духа. Блажен тот, кому небо посылает кусок хлеба, за который он никого не обязан благодарить, кроме самого неба![2]
Ш. де Костер сказал о том же: «…никогда не лишай свободы ни человека, ни животное – свобода есть величайшее из всех земных благ. Предоставь каждому греться на солнце, когда ему холодно, и сидеть в тени, когда ему жарко».[3]
Из ванны Катюша вышла, как Афродита – из пены морской. Накинув халат и войдя в гостиную, она не увидела меня там, «…где ни разу я не был»…
Екатерина возвращалась в Москву, к мужу. А Саша – в город детства – по поводу того, о чём сказал Д,Артаньян…
Уже скоро…
«Поднимем бокалы, содвинем их разом». Пусть будет свобода и здравствует разум.
С праздником, с Днём энергетика.[4]
Времена года
1. Зима
Зима! Пейзанин, экстазуя,
Ренувелирует шоссе,
И лошадь, снежность ренифлуя,
Ягуарный делает эссе…
Декабрь
07. Александр.
Мальчики и девочки, дамы и господа, леди энд джентльмены, мадам и мсье, товарищи и товарищи.
Уникальный фолиант 16 века, прижизненное издание Нострадамуса во Франции, но на русском языке, с «ятями», С приложением катренов. И с автографом.
Несколько сотен листов, коричневый потёртый кожаный переплёт с пряжкой жёлтого металла, со вставленными когда-то в обложку цветными камешками (жёлтого, зелёного, красного цвета и прозрачного, последние – сверкающие на свету, возможно бриллианты – лучшие друзья девушек), но от большинства остались только гнёзда.
Здесь небольшой отрывок, из которого очевидно, что полный текст – это беллетристическое изложение катренов.
Обязан предупредить: во-первых, не показывайте это детям и вообще – примите меры конспирации, во-вторых, приготовьте коньяк, валидол, или йод (на всякий случай).
Полное название фолианта: «Диалектические болеро или Спираль частной собственности, любви и государства»
Из Предисловия.
Когда это будут читать в 21 веке, в Паутине будут доступны: «Апокрифы», «Ветки персика», «Красная звезда», «Разговоры запросто» и «Озорные рассказы».
Глава №…Параграф №… Граф, графиня и графин. (Путешествие по России).
Ранним декабрьским морозным утром дворецкий заглянул в приоткрытую дверь
спальни графини. Графиня сладко посапывала, разметавшись на кровати. В спальне, убранной красным штофом, было жарко натоплено.
– Ни хрена не берегут энергоресурсы – подумал дворецкий – а экономика должна быть экономной …
Бесшумно, на цыпочках он протиснулся в приоткрытую дверь спальни …
Но если бы графиня проснулась и даже взглянула в его направлении, она ничего не увидела бы, кроме черноты, в которую упирался, как свет от автомобильных фар – в туман, микшированный свет инфракрасной лампады из далёкого угла перед иконой Сергия Радонежского. Дело в том, что Эзоп – так звали по рождению дворецкого, у графа получившего имя: Позэ, у графини: Озик – «был чернее, чем сама чернота». Он происходил из семьи афроленинградцев. Эзоп был эфиопом (его вывезли в Первопрестольную из второй столицы «звездою Севера», как писал перед тем поэт, которого в советское время называли: «наше всё»).
Электронные свечи в канделябре и подсвечниках были погашены вчера вечером самой графиней после чтения на сон грядущий «Пира» Платона. К слову сказать, ей больше нравилось «Государство», где Платон писал, в качестве идеала, об общих жёнах в благоустроенном обществе.
Граф был в творческой командировке, и графиня потихоньку почитывала печатные книги из шкафа в кабинета мужа…
Озик, ступая как кот, приблизился к алькову графини.
Графиня тихонько застонала во сне. Эзоп положил свою огромную пятерню на одну из розовых полусфер юго-восточной части спины графини, приоткрытых задравшейся шёлковой ночной сорочкой.
– Вам кофе – в постель…или – куда? – спросил Эзоп с придыханием.
Графиня спросонья ответила: – Туда, туда, мой милый.