— Куда помчимся-то?
Инвалид, тщательно стирая кровавую грязь слюной, назвал адрес журналиста Иванова.
— Двести фублей, — предупредил курносый.
— Договорились.... А ну-ка, глянь, брат, всю кровищу я стер?
— Кажись, всю. Чья кфовь-то?
— Баранья. У меня шурин на мясокомбинате раздельщиком туш пашет, я к нему сегодня поутрянке подгребал побазарить, на меня и брызнуло... За сорок минут до места домчишь?
— А то!
Обманул шепелявый. До подъезда дома, где проживал перспективный журналист Иванов, они домчались за час с минутами. И не виноват шепелявый в том, что ехали дольше, а виновны, по его же выражению: "Буфжуи, котофые на "Мефсидесах", честному бомбиле пфоехать не дают".
Попрощавшись с "честным бомбилой", инвалид поднялся по ступенькам бетонного крылечка, набрал номер квартиры журналиста на сверкающей новизной панельке домофона, и вскоре из железного динамика прозвучало: "Семен Андреич?.. Заходите, я открываю..."
Инвалид, называющий себя Семеном Андреевичем.
отворил тяжелую дверь. За дверью, в специально отгороженном загончике, сидела консьержка.
— Я к господину Иванову, — сообщил инвалид консьержке, хоть в этом и не было абсолютно никакой необходимости. — На тринадцатый этаж.
— Проходите, — равнодушно откликнулась консьержка, и он прошел.
Александра Юрьевича Иванова визитер увидал сразу по выходе из кабины лифта. Александр Юрьевич заранее отворил дверь в квартиру и ожидал Семен Андреича у порога.
Журналист Иванов относился к породе людей, про которых говорят: "Кровь с молоком". Высокий, под метр девяносто, косая сажень в плечах, белозубый, с правильными чертами русского лица, он мог бы запросто возглавить роту почетного караула и податься в элитные стриптизеры. Но Саша Иванов предпочел карьеру борзописца и подумывал на досуге о нелегкой доле телеведущего по совместительству. Думая о телевидении, Саша частенько репетировал у зеркала разной степени обаятельные улыбки. Одной из таких приветливо-профессиональных улыбок он и встретил хромого гостя.
— Проходите, Семен Андреич. — Хозяин отступил в глубь прихожей, гость переступил порог и прикрыл за собою дверь. — Рад познакомиться, Семен Андреич. Искренне рад. Рекомендация Альберта Адамовича для меня все равно что знак высшего качества на человеке.
— Ха... — усмехнулся гость, прислонил инвалидную палку к дверному косяку, неподвижными кожаными пальцами правой руки подцепил перчатку на левой. — "Высшего качества", говорите?.. — Гость стянул шерстяную перчатку. — Но я, к несчастью, человек несколько некачественный, некондиционный и посему вынужден предложить вам для рукопожатия левую руку.
Хозяин по привычке, не подумав, протянул навстречу левой ладони гостя правую, и рукопожатие у них вышло несуразное, неправильное. Александр Юрьевич смутился.
— Александр, вы разрешите инвалиду остаться в уличной обуви?
— Да, пожалуйста.
— Спасибо. Я ноги хорошенечко... вот о коврик вытру и... Ага, вижу! Пальто и шапочку вот сюда, на вешалку... Черт, чуть не забыл из кармана плеер-диктофон взять... Палка моя пусть здесь, в прихожей, остается, нуте-с... Ну-с, я готов. Куда прикажете следовать?
— Пойдемте на кухню, если вы не против. Правда, у меня на кухне раскардаш и бедлам. Вы не пугайтесь.
— Не беспокойтесь, меня напугать трудно.
Большую часть малогабаритной кухни занимал длинный и узкий стол, заваленный всякой всячиной. Вокруг стола встали стулья из бамбука, в углу притулился высоченный холодильник, у стены кухонный гарнитур из ДСП и газовая плита.
— Присаживайтесь, Семен Андреич.
Гость опустился на стул у торца длинного стола, сел лицом к зашторенному окну, спиною к входу и к холодильнику, правым боком к плите.
— Сварить вам кофе по-холостяцки?
— Это как?
— Растворимый, без сахара, но зато с печеньем.
— Не откажусь.