Свой личный бизнес он начал со срочной скупки так называемых ваучеров и с их благополучного размещения в персональных золотых резервациях крупных спекулянтов, ловких провинциальных выскочек из обкомовских и исполкомовских кабинетов, новых уголовных главарей, не ведающих чувства пощады, неутомимых, деятельных и терпеливых выходцев из специальных служб, красного директората военно-промышленных корпораций и лукавых проныр из высоких государственных кабинетов. Одним словом, тех, кто всегда был близок к богатству и готов был делить его в более или менее равной степени друг с другом, но никак не с остолбеневшим от этого скорого грабежа населением страны.
Потом ваучеры все вдруг забыли, удачно обратив их в золотые пакеты акций. Несколько таких увесистых пачек попало в руки Жоры Барона. С кем-то он делился, кого-то вознаграждал, у кого-то отнимал и вновь делился. Он очень быстро доказал, что умеет, как никто другой, балансировать между невозможным и недопустимым, добиваясь, чтобы это всё во всеуслышание нарекли законным и цивилизованным, чтобы покрепче жмурились, когда получалось что-то чудовищное, и смотрели бы широко распахнутыми честнейшими глазами, когда большая государственная афера, наконец, удалась, а дерзкие аферисты получили роскошные сановные кабинеты, поставили под надежную охрану свои новые, а заодно и не утраченные старые права, и подмяли, наконец, под собственные тяжелые зады народы и законы вместе с судами, прокуратурой и полицией.
Один кровавый век ушел, пришел другой, еще более жестокий, технократичный и, главное, холодный.
Тогда окончательно и бесповоротно утвердилась в практике собственная неуязвимая философия Барона, о которой, пожалуй, чуть позже.
Деловая активность Георгия Ивановича, хоть и основывалась, казалось бы, на рыночных, а, значит, в большей степени, на либеральных экономических принципах, все же тяготела к личной диктатуре, а некоторые считали, что даже к известному восточному деспотизму. Либеральность располагалась на ее внешней периферии, а деспотизм составлял ее непоколебимое идейное ядро.
Из этого постепенно складывалась его общественная репутация, которая в тот день, когда судьбе было угодно свести его с Раком, уже превратилась почти в гранитный монумент, видный со всех сторон и многими консервативно мыслящими людьми искренне почитаемый. О таких говорят с восхищением – политический тяжеловес, иной раз, забывая, что сбит он все же не столько из камня, сколько из чистого золота, происхождение которого для его убежденных оппонентов весьма сомнительно.
С самого начала нового времени, в котором он видел эволюционное развитие старого, Георгий Иванович окружал себя выгодными связями, властными и столь же авторитарными, как и он, фигурами, и, будучи в одной с ними когорте, вырывал у прошлого из глотки то, что, по его убеждению, должно было служить только силе и могуществу избранных, к которым он себя и всего несколько сотен человек в стране искренне причислял.
После того, как Барон решительно поставил свою государственную управленческую деятельность на службу собственному бизнесу, он весьма удачно попробовал себя в самых разных областях. Тут были и банки, и акции крупных предприятий, и торговля вооружением, и открытие торговых молов, гипермаркетов, логистических компаний, строительство жилых микрорайонов, бизнес-центров и двух спортивных комплексов со стадионами, плавательными бассейнами, развлекательными предприятиями и кинозалами. В последние годы он активно скупал земли и леса, пользуясь экспертными оценками видных ученых, экономистов и политиков. Нередко эти участки закладывались в банки под солидные кредиты и точно в срок выкупались с уплатой оговоренных процентов. Он был надежным партнером.
Деньги он часто брал и у таких же, как он, предприимчивых избранников судьбы, с ними же впоследствии делился, выделяя вознаграждение в точных пределах их персональной значимости.
Брал – это просто так говорилось, чтобы не уточнять подробностей. На самом деле, отнимал, потому что очень долго был при власти и от него зависело многое, а, порой, для кого-то даже и всё. Он принципиально не принимал на свой счет такой унизительный юридический термин, как взятка, считая ее просто бизнесом с обоюдными интересами. Ведь все равно кому-то надо дать, так почему же не тому, от кого будет наибольшая польза обеим сторонам!
Он ведь и сам давал, куда следует. Не только брал.
Барон с усмешкой называл это «круговоротом энергийного вещества в малом круге».
Он весьма предусмотрительно финансировал две скандальные националистические партии, в свою очередь презиравших друг друга, и одну очень важную, массовую, постоянно цепляющуюся за несущие конструкции высшей власти. Барон платил тайные зарплаты десятку парламентариев, как своему постоянному лобби, размещал средства самых крупных чиновников на надежных зарубежных счетах, приобретал для них недвижимость и доходный бизнес. Ведь он лично, по собственному опыту, знал, что такое быть чиновником на зарплате и как необыкновенно больно видеть, что огромные денежные массы свободных бизнесменов стремятся без следа перелететь через головы государственников и управленцев.
Он входил в правления трех крупнейших банков, а в одном из них даже долго возглавлял Совет Директоров, пока там не случился какой-то скандал и он не предпочел сдать на время свои позиции. Но Барон знал, что все вернется к нему, все станет на свои законные, с его точки зрения, места, как, собственно, всегда и бывало.
Он принципиально не имел собственного самолетного парка и морского флота в виде баснословно дорогих яхт, считая это, во-первых, не своим делом, а, во-вторых, отвратительной нуворишной пошлостью. Барон держал солидные пакеты акций в одной крупной совместной авиационной и в двух транснациональных фрахтовых компаниях. Этого ему было более чем достаточно.
Георгий Иванович был вхож к президенту – дважды в год официально на совещания так называемых «капитанов бизнеса» и, бог знает сколько раз, тайно.
Он привычно советовал советникам нового президента и премьера, да советовал так, что от этих советов открутиться было сложно или даже не хотелось. Ведь у него у самого был известный опыт управления системой, а многие назначения, к тому же, происходили не без его участия, а часто даже и с его условиями. По его советам, урезалось у одних и давалось другим, успокаивалось в одном месте и взрывалось кровью и мясом в другом. Он ломал и сращивал чужие кости, сдирал чужую шкуру и наращивал новую. Он по-прежнему был одним из хирургом своего времени, без которого не было бы привычной ему жизни, а если бы и была какая-нибудь, то совсем, совсем другая. Возможно, тогда она бы ему не понравилась.
Барон был необходим! Золотые мушки, и новые, и старые, коих он знал по общим когда-то с ними коридорам и кабинетам, так запутались в его золоченной паутине, что уже и не представляли себе существования вне ее.
Он был, по-своему, начитанным человеком. Но в его огромной личной библиотеке, расположенной в каминном зале основной его резиденции в Подмосковье, покоились и такие книги, которые он держал лишь для массы, а не для чтения.
Что же касается внимательного, пристального изучения, а порой даже с красным карандашом, то это были серьезные исторические обзоры, монографии и некоторые весьма специфические художественные произведения, подтверждавшие его личные взгляды на социальную философию и убеждавшие его, в очередной раз, в том, что русская история насквозь пронизана враждебной ей мифологией. Мифы эти рождали и растили враги России, в чем он был свято убежден.
Доходило до того, что Георгий Иванович лично и довольно щедро оплачивал издание такого рода книг, которые вызывали восторг у тайных и явных адептов государственной пропаганды, и в то же время возмущали профессиональных историков, этих недалеких, как он полагал, ученых червей, почему-то убежденных в том, что история, как всякая наука, должна опираться на подтвержденные факты. То есть иметь свои научные параметры, а не выполнять сиюминутные политические задачи. Барон был уверен, что эти «черви» либо враги, либо дураки.