Джек разразился громким хриплым хохотом, сотрясаясь всем телом, и поднес подзорную трубу к глазам.
— Ты что же, боишься ее, что ли? — спросил он.
— Сердце в пятки уходит, — с легкостью признался Декер.
Держался он, как всегда, свободно и непринужденно. Ничто в его спокойном лице не говорило о том, что он сказал правду.
Опустив на мгновение подзорную трубу, Джек бросил острый взгляд на Декера и опять поднес ее к глазам.
— Чертов враль! — проговорил он. — Я чуть было не поверил тебе. Не могу понять, почему боятся Джонну. Однако это правда. Она стала не такой приветливой к людям, как в ранней юности. Не разберу, то ли она пытается от них отделаться, то ли они избегают ее.
На это Декер ничего не сказал. У него были свои собственные мысли на этот счет, но он решил оставить их при себе.
— Она взбесится, как моя бабка Лотти, — продолжал Джек:
— В каком смысле — взбесится? Сойдет с ума или разозлится?
— С Лотти бывало и то, и другое. — Джек взглянул на Декера с интересом, когда тот тихонько вздохнул. — Я тебе никогда о ней не рассказывал?
Декер взял у него из рук подзорную трубу.
— Нет, и я сейчас не хочу выслушивать очередную вашу историю.
Но Джек продолжал как ни в чем не бывало:
— Лотти могла погрозить кулаком солнцу, если оно, по ее мнению, жгло слишком сильно, а потом раздеться догола, чтобы как следует насладиться тем же солнцем.
Выгнув темную бровь, Декер покосился на Джека.
Тот оперся всем своим мощным телом о костыль и неловко перекрестился:
— Ей-богу!..
Подняв к глазам подзорную трубу, Декер проговорил:
— Вряд ли такое может произойти с Джонной.
Декер ни разу не видел, чтобы Джонна Ремингтон была по-настоящему рассержена. Он видел ее расстроенной или взволнованной, раздраженной или недовольной, но неизменно сохранявшей контроль над своими чувствами. Она никогда не давала волю гневу. Декер подумал, что Джонна скорее хладнокровна, чем горяча. Что же до того, чтобы сорвать с себя одежду… Такое ей и в голову не могло прийти. Владелица «Линии Ремингтон» даже ванну, наверное, принимает в сорочке.
В подзорную трубу ему было видно, как на горизонте все выше и отчетливее поднимается береговая линия. Декер знал, когда под солнцем растают последние клочья тумана, паруса «Охотницы» начнут отражать свет подобно зеркалам. Если Джонна ждет их на пристани, она вскоре увидит эти паруса.
Джонна поднялась на цыпочки. На пристани все замерло, кроме людей, тянувших шеи и вглядывающихся в морскую даль. Повозки остановились. Грузы лежали без присмотра. За несколько минут до этого опустели склады — оттуда ушли последние грузчики. Если белый парус, блестящий вдали, принадлежит «Охотнице Ремингтон», то они становятся очевидцами исторического события.
Девушка раньше всех поняла, что это ее корабль. Ведь она сама начертила его чертежи на бумаге. Она сама наняла людей для постройки корабля и опекала их. Она наблюдала за работами с самого начала и до той минуты, когда корабль сошел со стапеля и взял курс на север, на Бостон. Сама Джонна ехала по прибрежной дороге, сопровождая свой корабль во время его короткого пробного рейса, и только в бостонской гавани она нарекла его «Охотницей» и проводила судно в первое настоящее испытание.
Джонна Ремингтон сделала все для своего детища, но на «Охотнице» она не плавала. Сожалений по этому поводу она никогда не высказывала. Много лет она жила уединенно, и ей просто было некому поведать свои мысли и чувства. Ее самое доверенное лицо — Джек Куинси — не понял бы ее сожалений: ведь она сама решила остаться на берегу. А Грант Шеридан, настойчиво добивавшийся ее руки, не понял бы ее желания взойти на свой корабль.