Кое-кто пытался ответить Джонне таким же пристальным взглядом — в жалкой попытке бросить вызов. Она словно не видела этого.
Над причалом пронесся очередной порыв ветра. Джонна почувствовала, как поля ее шляпы снова завернулись назад и пурпурный атласный узел опять стянул ей горло. На этот раз она не стала придерживать шляпу, а развязала ленты. Ветер немедленно попытался вырвать шляпу у девушки, и Джонне с трудом удалось удержать ее в руке. Она держала шляпу, прижав ее к груди, и соленые брызги обжигали ее открытое лицо и хлестали по волосам.
В то утро у нее не хватило терпения уложить волосы модными локонами. Она велела горничной просто зачесать их назад и уложить пучком. Ветер быстро разрушил всю работу горничной: шпильки, удерживавшие волосы, выпали, блестящие черные пряди рассыпались, и ветер отбросил их назад. Они развевались у Джонны за спиной, струясь в невидимых до сих пор потоках воздуха.
Девушке очень хотелось посмотреть, что творится позади нее. Заметил ли кто-нибудь, что произошло, или все увлечены ожиданием? С необычным для нее женским тщеславием она задумалась: какой из этих двух вариантов оскорбительнее? Однако она подавила желание оглянуться и крепче сжала в руках свою шляпу.
Дело не в том, что она не привыкла быть в центре внимания. К этому она как раз привыкла. Джонна на своем опыте убедилась, что вовсе не всегда за вниманием кроется что-то лестное. Первое, что обычно поражало в ней, — ее рост. Ей не хватало всего трех дюймов до шести футов. Она была выше, чем все известные ей женщины. Если люди не отпускали замечаний насчет ее роста — а почему, думала девушка, они считают, что у них есть право на это, да еще полагают, что ей приятно выслушивать их, — то они говорили о ее глазах.
«Ах, дорогая, они же фиолетового цвета! Как это необычно!» На самом деле глаза у нее были фиалковые, но когда человек видел этот странный цвет, ему тут же приходило в голову слово «фиолетовый», о чем он и говорил. Но еще больше Джонну раздражало, что глаза казались слишком большими для ее лица, а их цвет менялся от синего до серого и зависел от цвета ее одежды. Пока Джонна не сняла с себя шляпку с пурпурной лентой, глаза ее — она была уверена — казались фиалковыми. Для Джонны сейчас это не имело никакого значения. Она смотрела не в глаза, а вперед. И была рада этому.
Она подняла руку и прикрыла глаза. За туманом светило солнце. Свет его рассеивался серой дымкой, создавая почти слепящий эффект. Девушка ждала, когда лучи солнца пробьются сквозь туман. Она была самолюбива и хотела, чтобы появление ее корабля не омрачилось нависшими тучами.
«Скорее, — подумала она, — скорее же!»
«Охотница» вышла из тумана. Ветер раздувал ее паруса, и она легко взлетала на гребни волн. Подобно альбатросу с огромными распростертыми белыми крыльями, «Охотница», казалось, летит над водой, бросая вызов законам природы, силам трения и земному притяжению. Она шла с такой скоростью, что всех работавших на палубах охватила гордость.
— Земля!
Этого возгласа ждали все. Двадцать человек напрягали зрение, пытаясь рассмотреть землю, которую один из них увидел в подзорную трубу. Минута шла за минутой, и вот наконец все рассмотрели очертания береговой полосы Новой Англии. Раздалось оглушительное «Ура!». Казалось, от этих криков паруса раздулись еще больше.
Подзорную трубу передали Декеру, но прежде чем посмотреть самому, он протянул ее Джеку. Потом провел рукой по своим темным, спутанным ветром волосам. Губы его сложились в насмешливую и немного грустную улыбку.
— Скажите мне, если вы ее увидите, — попросил он Джека.
Джек Куинси поднял трубу. Он понял, кого Декер имеет в виду, хотя тот и не уточнил свою просьбу. Декер говорил о Джонне Ремингтон.