— Это именно то, что я вам обещал!
— Но он болен! Вы не сказали мне, что он болен!
И тут как нарочно у Колина начался приступ кашля. Куинси снова оглянулся, оценивающе посмотрел на лицо мальчика. Он увидел тени под глазами, его запавшие щеки и бледные губы и резко обернулся к директору:
— У него чахотка?
— Нет, простуда.
Куинси подошел к Колину, взял его за подбородок и жестко спросил:
— Это правда?
Колин подумал, что палец незнакомца сейчас приподнимет его над полом, но прикосновение этого могучего человека было неожиданно мягким. Он сделал невероятное усилие, чтобы не кашлять.
— Это правда, сэр, — произнес он. — Ни один доктор не говорил мне, что у меня чахотка.
Куинси сразу понял уловку Колина. В его словах не было лжи, правда состояла в том, что ни один доктор вообще никогда не осматривал его.
— Ты пойдешь со мной, мальчик? — спросил его Куинси. Держа пальцем острый подбородок мальчика, он внимательно посмотрел ему в лицо и оценил мужество и гордость, которые светились в его глазах. — Что скажешь…
— Колин, сэр! — с достоинством сказал мальчик. — Меня зовут Колин Торн, и я хочу пойти с вами!
— А ты знаешь, что я не собираюсь с тобой цацкаться, а заставлю работать на борту «Морской танцовщицы»?
Изо всех сил пытаясь показаться молодцом, Колин как мог выпрямил свое худенькое тело.
— Я хотел бы рискнуть, сэр.
Джек Куинси отпустил подбородок мальчика.
— Сколько вы просите за него? — спросил он директора.
— Три фунта.
— Да это целое состояние! — загрохотал Куинси. Колин вдруг испугался: что, если Каннингтон раздумает продавать его или Куинси раздумает платить?
— Если вы не возражаете, сэр, — вклинился он в разговор, — я буду считать себя обязанным вознаградить вас. С процентами, если вам будет угодно.
Куинси прищурился.
— Бог мой! Да он разговаривает, как настоящий банкир! — воскликнул он, обращаясь не столько к Колину или Каннингтону, сколько к самому себе. — Сколько тебе лет, мальчик?
— Десять, — ответил Колин, сплетя пальцы за спиной.
— Двенадцать, — сказал одновременно с ним Каннингтон.
Джек Куинси хмыкнул, не поверив ни тому, ни другому.
— Черт побери, это не имеет значения. Все равно мальчишка нужен мне в этой поездке.
Он распахнул свое шерстяное пальто и вынул из внутреннего кармана три серебряные монеты. Повертев между пальцами одну из них, он положил затем все три на стол директора:
— Это все, что у меня есть. Пусть будет, как вы хотите.
Мистер Каннингтон живо подобрал серебро.
— Иди за своими вещами, Колин, и жди мистера Куинси у ворот.
Колин медлил, ожидая от Куинси распоряжения или одобрения, боясь, как бы его не выставили с вещами за ворота и не бросили одного.
Джек Куинси провел рукой по губам, чтобы скрыть улыбку. Да, в этом настырном парнишке-задохлике что-то есть! Он определенно нравился ему.
— Иди спокойно, малыш! Собирайся. Я не уеду без тебя.
Колин посмотрел Джеку Куинси в глаза, удостоверился, что тот говорит правду, повернулся и вышел из комнаты, неся свое достоинство, как доспехи.
Куинси проводил его взглядом. Убедившись, что Колин его не услышит, он повернулся к директору:
— Держитесь, Каннингтон! Если парнишка умрет раньше, чем «Морская танцовщица» доберется до Бостона, я вернусь сюда и разнесу и вас, и ваш работный дом. — Если же он доживет до Бостона, то потом… — Он умолк, пожал плечами. — Что будет потом — это уже не важно.
«Морская танцовщица» вышла из Лондона с опозданием на три часа. Все это время Колин со страхом ожидал, что кто-нибудь из Каннингтонов передумает или что сам Джек Куинси вдруг поймет, какую невыгодную сделку он заключил.
Тугой узел в животе у Колина начал рассасываться лишь тогда, когда очертания английского берега скрылись за горизонтом.