Супруги Каннингтон поначалу усердно расспрашивали Колина о его семье и о том, как их воспитывали, но его рассказы показались им просто причудливыми фантазиями, и постепенно они пришли к выводу, что восьмилетний ребенок не в состоянии запомнить реальные события и правдиво рассказать, как все было.
То особое внимание, которым на первых порах были окружены братья, постепенно сошло на нет, и с ними стали обращаться так же, если не хуже, как с остальными питомцами работного дома.
Директор набил наконец свою трубку, запалил ее и, с удовольствием пустив несколько клубов дыма, стал неторопливо ее посасывать.
Он вздохнул с удовлетворением, но это мог быть одновременно и вздох озабоченного человека.
— Ты, пожалуй, права, — выговорил наконец мистер Каннингтон. Он давно понял, что всегда лучше согласиться с женой, даже если и имеешь другое мнение. Но сейчас он был с ней совершенно согласен. — Мальчишке здесь больше нечего делать. Работать он не может, я боюсь, как бы он не заразил чахоткой остальных детей!
Миссис Каннингтон широко открыла глаза.
— Чахоткой?
Если это так, то им просто необходимо как можно скорее избавиться от Колина. Нельзя ни в коем случае ждать, пока мальчик умрет. Слишком много детей могут от него заразиться. Да и они с мужем тоже ведь под Богом ходят… Тогда работный дом наверняка закроют: они могут все потерять!
— Ты думаешь, что он действительно болен? Он молча пожал плечами и затянулся трубкой. Насколько миссис Каннингтон знала своего супруга, для такого случая он вел себя слишком спокойно. Это могло означать лишь одно: он уже сам все обдумал и решил, как им действовать дальше.
— Расскажи мне, что ты придумал.
Джек Куинси приехал к Каннннгтонам в их работный дом для подкидышей и сирот на следующий же день.
В этом человеке все было огромным. Голос гремел и раскатывался по комнате, будто исходил не из его грудной клетки, а из пещеры. У него были толстые руки и ноги — мощные, как стволы деревьев. Рукопожатие было сильным и горячим, а манера говорить и действовать — напористая и даже несколько агрессивная. Широко расставленные глаза Джека наводили на мысль, что боковым зрением он видит ничуть не меньше, чем когда смотрит прямо. Нос у него был явно сломан неоднократно и каждый раз скверно вправлен. О нем ходила шутка, что Джек Куинси постоянно искал случая снова подраться, чтобы наконец выправить свой нос как надо.
Когда он шумно ввалился в кабинет директора работного дома, в комнату вместе с ним ворвались запахи соленой воды и свежего морского воздуха. И чего-то еще. Колин даже наклонился вперед, чтобы уловить аромат приключений, исходивший, как ему показалось, от этого человека.
Джек Куинси не стал ждать, когда директор протянет ему руку для приветствия. Он взял ее сам, дважды стиснул в своей огромной ладони и сказал без всякого вступления:
— Где мальчик, о котором вы мне говорили?
— Он позади вас, — ответил мистер Каннингтон, показав взглядом назад, за плечо Куинси, где стоял Колин. — Садитесь, пожалуйста, и мы с вами сейчас обсудим все условия.
Куинси бросил на Колина беглый взгляд.
— Что-то не очень густо, — прямо заявил он.
— Он очень плохо ест, — поспешил объяснить директор. — Очень мало. Вам обойдется совсем дешево его содержание.
— И совсем нетрудно выкинуть за борт. — Куинси пристально посмотрел на мистера Каннингтона и, тыча толстым пальцем в директорскую сторону, продолжил:
— А если по существу, я думаю так: на него даже рыба не клюнет — просто выплюнет! Каннингтон, что за дрянной товар вы мне подсовываете?
Он сделал особое ударение на двух первых слогах фамилии директора, которые можно было трактовать как «хитрость» и «коварство».
— Мой корабль отплывает через два часа, и вы сказали мне, что у вас есть то, что мне нужно. Как вы думаете, что мне делать с этим мальчишкой?
Мистер Каннингтон вдруг рассвирепел. Ему не понравился тон этого паршивого янки.