Предисловие
«Устами младенца глаголет истина»… Как давно это было сказано… И как давно эти слова доказывают свою справедливость и актуальность. Казалось бы, тоталитарная система развитого социализма крепка, как никогда, и государство всё делает для воспитания только дисциплинированных, преданных Коммунистической Партии членов общества, которые, начиная со школьной скамьи и до зрелого возраста, проходят все стадии этого воспитания: октябрята, пионеры, комсомольцы и, наконец, члены Партии. И вдруг сквозь несокрушимый монолит тоталитарной системы начал пробиваться легкий сквознячок, говорящий о том, что система утратила свою прочность и несокрушимость, что она неизбежно рухнет, и на её руинах будет заложен фундамент нового общества на новых принципах. И первыми этот сквознячок уловили дети. Они могли буквально из воздуха делать деньги, которые для их родителей были под запретом; они не желали мириться с вечным дефицитом, вопреки покорности их родителей; они бунтовали против жёстких правил, подчиняться которым привыкли их родители; они уже с первого класса начинали живо интересоваться сексуальными отношениями, ставя в тупик родителей, воспитанных чуть ли не в пуританской строгости, для которых покупка презервативов в аптеке была страшным позором. Это были раннеперестроечные времена, и тогда никому не приходило в голову, что именно этим детям предстояло создавать новое общество, в котором кому-то суждено было стать демократом, кому-то – олигархом, кому-то – политиком, а кому-то – президентом.
А способны ли мы понять, о чём хотят сказать своим поведением наши дети?
Подарок из Европы
Ты ли это, капризное, но искреннее дитя? эта шалунья, резвушка? Как скоро выучилась она притворяться? как быстро развились в ней женские инстинкты! Ужели милые капризы были зародышами лицемерия, хитрости?
И.Гончаров. Обыкновенная история
Никто из родителей не ставит своей целью воспитать преступника. Но все родители, даже те, которые не прикладывают к этому никаких усилий, хотят, чтобы их дети были самыми-самыми… Так рождаются иллюзии.
Молоденькой учительнице истории Алёне Петровне всё это ещё предстояло узнать. Она начала преподавать в школе №*** после окончания Ленинградского Государственного университета и сразу попала в водоворот событий и страстей школьной жизни. Ей очень хотелось воспитать из своих учеников достойных членов общества, но, вопреки стараниям Алёны Петровны, происходили неприятные истории, омрачавшие начало её педагогической деятельности.
В школе соблюдался строгий порядок: учитель, ведущий последний урок в классе, должен был сопровождать учеников в гардероб и присутствовать там, пока не уйдёт последний ребёнок. Гардероб представлял собой большое проходное помещение, по своим размерам похожее на спортивный зал. Одна его стена не использовалась, потому что в ней были огромные окна, а у другой стены, перпендикулярно ей, стояли вешалки, вешалки, вешалки… Учитель заводил учеников с одной стороны, а провожала их гардеробщица уже через противоположную дверь. Номерков не было, потому что осуществить за ними контроль было невозможно. Следили, в основном, за тем, чтобы дети не баловались и не бросались шапками.
В один из зимних дней к Алёне Петровне, сопровождавшей 7-А класс в гардероб, подошла расстроенная Яна Тулина:
– Алёна Петровна, я не нашла свой мешок с обувью.
Яна была удивительная девочка – полненькая, крепко сбитая, смуглая и черноволосая, с ярким румянцем и ямочками на щеках – очень привлекательная девочка–подросток. От неё так и веяло здоровьем и доброжелательностью. Семья Тулиных считалась в школе благополучной, с хорошим материальным достатком: мама работала в НИИ, папа ходил боцманом в загранплавание – оба красивые, видные, доброжелательные. Когда Яна пошла в 1-й класс, у них родилась двойня – мальчик Игорь и девочка Женя – и их семья стала многодетной.
Алёна Петровна уже из собственного опыта знала, что дети склонны паниковать даже тогда, когда для этого нет оснований: ребенок мог заявить, что у него пропали сапоги, а когда ему показывали его мешок с обувью, он мог смотреть на него и утверждать, что это чужой мешок.
Именно такая история и произошла недавно. Прозвенел звонок с последнего урока, и гардероб стал похож на муравейник. Наконец, вся эта суета, баловство и гам прекратились, и в школе снова воцарилась тишина. Гардеробщица Анна Яковлевна осмотрела свои владения и увидела, что на вешалке остались ещё несколько пальто и мешков с обувью. Через полчаса в гардероб зашла семиклассница Наташа Волкова.
– Наташа, а ты почему задержалась? – спросила гардеробщица. – Все ваши ребята уже ушли.
– Нет, не все. В классе ещё двое. Нас классная руководительница оставила, мы готовимся к празднику.
– А-а, понятно, – сказала гардеробщица, открывая дверь. – Я и смотрю, что ещё есть куртки на вешалках.
Наташа сняла с вешалки свою куртку и вдруг спросила растерянно:
– Ой, а где мой мешок?
– Так вот же он, на твоей же вешалке! – сказала гардеробщица, стоявшая рядом.
– Это не мой мешок! – уверенно сказала Наташа.
– Да ты посмотри, что за обувь в мешке. Наверняка, твоя.
Наташа двумя пальчиками брезгливо взяла края мешка, наморщила носик и заглянула в мешок.
– Сапоги похожи, но это – не моё! – произнесла она, выделив слово «это», как что-то отвратительное.
– Ну, если сапоги похожи на твои, открой мешок, достань их и посмотри внимательно – в том числе и размер.
– Нет, «это» не моё! – мотала головой Наташа, внимательно разглядывая другие вешалки.
– Наташа, я тебя прошу, померяй сапоги! – с нажимом сказала гардеробщица, и девочка нехотя подчинилась. Утирая уже появившиеся слезы, Наташа вытащила из мешка сапоги и одела их. Это был в точности ее размер.
– Ну вот, видишь? Твои это сапоги, – обрадовалась гардеробщица.
– Похожи, как раз по ноге… Но не мои… Да и мешок у меня был другой… Такой же, только черный с золотыми буквами, – с любовью сказала Наташа, а потом добавила с отвращением: – А этот сиреневый какой-то!
– Так, может, у кого-нибудь такие же сапоги, поэтому случайно взяли твой мешок? – предположила гардеробщица, но тут же отказалась от своих слов: – Да нет, это мистика какая-то! Так не может быть. Ты же рядом живешь, позвони домой, может кто-нибудь есть дома.
– Мама дома… Но я боюсь, что она будет ругать.
– Давай мне номер, я сама из канцелярии позвоню, – предложила гардеробщица, и Наташа согласилась.
Трубку взяла мама Наташи, и гардеробщица объяснила ей, что произошло:
– Вы знаете, мешок есть, сапоги похожи и размер подходит. Всё висит на её вешалке, но она говорит, что у неё был чёрный мешок, а этот сиреневый…
– Она что, дура? – закричала в трубку мама. – Без глаз совсем! Порвался её чёрный мешок, обувь уже вываливалась из него. Я это увидела, когда она уже собиралась выходить, остановила, нашла ей новый мешок, сиреневый, и при ней тут же всё переложила и дала ей в руки. Какая ей разница, чёрный он или сиреневый? Ну, она у меня дома получит!
Гардеробщица вернулась к Наташе и спросила у нее:
– Наташа, мама сказала, что она утром при тебе поменяла мешок, потому что твой черный был с дыркой, из которой вываливалась обувь. Ты это помнишь?
Наташа удивленно посмотрела на гардеробщицу широко открытыми глазами и сказала:
– У нас на первом уроке контрольная по математике была…
Но Яна, в отличие от Наташи, была очень внимательной и деликатной девочкой, и с ней подобных недоразумений не могло быть. Так её воспитывали родители, по таким законам жила её семья, и Алёна Петровна знала, что Яна не один раз всё проверила, прежде чем обратиться к учительнице.
– Яночка, ты хорошо посмотрела? Давай вместе поищем, может быть кто-то перевесил на другой крючок. Какой у тебя был мешок?