- Ку-ку! - раздалось снаружи. - Киндерсюрприз! Снесла курица яйко, абер не простое, а золотое. Гросфатер бил - не разбил, гросмутер била - не разбила... - Каждая фраза сопровождалась металлическим ударом. Побежали они в гестапо...
Удар, последовавший за словом "гестапо", стал для Курочкина решающим. У него окончательно пропала охота к рассуждениям о мнимых восприятиях. Ни один бред, даже самый разветвленный, не мог бы сопровождаться таким металлическим грохотом. Слуховые иллюзии, как правило, тише и скромнее: "тук-тук", но не "ба-бах"! Следовательно, это не бред.
Сделав столь глубокое умозаключение, Дмитрий Олегович моментально взвился с места, опрокидывая куда-то вбок железный каркас своего недолгого убежища. Ага! Сам оккупант, похоже, не ожидал, что из металлического яйца жертва вырвется с такой скоростью, и теперь пожинал плоды своего оккупантского легкомыслия. Звон и скрежет ржавого железа смешались с громким ойканьем: очевидно, бывшую галлюцинацию крепко зацепило по ноге.
"Вот тебе и киндерсюрприз! - мстительно подумал на бегу Курочкин, чувствуя себя едва ли не партизаном, подорвавшим вражеский состав. Получай, фашист, гранату!"
Слыша за спиной сдавленную ругань сразу на двух языках, Дмитрий Олегович понесся в обратном направлении, в сторону спасительного выхода из подвала. Перед ним вновь промелькнули пачки журналов, битый кирпич, бутылки из-под "Пепси", картонные ящики, шкаф, проволочное заграждение панцирной сетки, вешалка, прут арматуры...
Курочкина предали его же шлепанцы.
В ту секунду, когда до двери оказалось рукой подать, один тапок внезапно соскочил с левой ноги и умчался влево. Дмитрий Олегович моментально потерял темп и, как аист, запрыгал на одной ноге. В принципе добежать ничего не стоило и так, однако страх предстать перед лицом супруги в одном тапочке затмил все остальные опасения. Валентина любила допросы с пристрастием, многочасовые и дотошные. Стоило ей заподозрить, что Курочкин расстался с частью туалета при отягчающих обстоятельствах - и судьба потенциального изменника была бы крайне незавидна. В прошлом году, когда Дмитрий Олегович имел неосторожность потерять носовой платок, Валентина раскрутила целое дело о подкопе под семейные устои и, будь ее воля, профилактически придушила бы слегка мужа по примеру венецианского мавра. Исчезнувший шлепанец в семейном УК потянул бы лет на десять без права переписки. Курочкин припомнил прокурорский взгляд жены, содрогнулся и бросился ловить сбежавшую обувь. Фашист, подраненный железным яйцом, кряхтел и ругался еще гдето в отдалении, так что Дмитрий Олегович вообразил, что все-таки успеет спасти тапок и спастись самому.
Однако из двух зайцев сумел отловить лишь одного.
- ...Вас ист дас?
Фигура в черном мундире, сапогах и фуражке с мертвой головой неожиданно обнаружилась не сзади, но впереди.
- Бежать? - ухмыльнулась фигура и отвесила Курочкину легкую зуботычину. - Это есть нихт гут.
Зуботычина окончательно отрезвила Дмитрия Олеговича: галлюцинации, как правило, не распускают руки.
- Я... Их бин....- промямлил Курочкин. Его смущало лишь волшебное перемещение фашиста в пространстве подвала. Но и этому тут же нашлось разумное объяснение.
- Не выпускай его, падлу! - раздалось сзади. - Хальт ему по башке!
Фигура легонько ткнула в живот Курочкина пальцем в черной перчатке и приказала:
- Стоять.
Курочкин понял, что пропал. Фашистов оказалось двое.
3
В детстве Дмитрий Олегович прочитал довольно много книжек и посмотрел немало фильмов про Великую Отечественную войну, а потому более-менее представлял себе, как должен себя вести партизан на допросе. Стоять прямо, презрительно ухмыляться в лицо врагу и, если повезет, плюнуть.