Впрочем, с теми, кто когда-то служил в разведке, контрразведке и спецподразделениях, всякое могло случиться. И Коловратов мог объявляться то там, то тут вовсе не по своей воле, а по приказу. Такие мысли роились в моей голове, пока поезд пробегал последний участок пути от Белогорска до конечного пункта — Благовещенска.
Разумеется, я не поехал за тридевять земель, не созвонившись с коллегами из Поярково. Однако в Поярково отделение УФСБ возглавлял новый человек, который слышал что-то о старике-смершисте, но новой информации к той, что я имел, добавить не мог. Да, собственно, зачем ему мне помогать? У него другие задачи и проблемы.
От Белогорска поезд шёл с опозданием, и в Благовещенск мы прибыли затемно. Я уже планировал было искать пристанище на вокзале, чтобы утром отправиться автобусом в Поярково, как высокий молодой парень, стоящий на перроне, вдруг обратился ко мне по имени-отчеству.
Оказалось — это водитель начальника Поярковского отделения УФСБ. Через минуту появился и сам начальник — молодой человек лет тридцати с небольшим.
Мы сели на привокзальной площади в машину и поехали в Поярково. По дороге я выяснил, что Коловратов в районе не значится. По непроверенным данным, родственники поместили его в дом престарелых в Белогорске. Но в Поярково живёт человек, который хорошо знал Коловратова, поскольку когда-то служил на заставе, рядом с которой находилась деревенька Коловратова. К герою-ветерану ему неоднократно доводилось возить корреспондентов.
Мы ехали в темноте и довольно быстро, но в Поярковскую гостиницу добрались только к часу ночи. Водитель называл начальника Петровичем, не стал ломать традицию и я.
— Спасибо, Петрович, — сказал ему на прощание, — как завтра?
— Водитель приедет за вами в девять, — пообещал Петрович и откланялся.
Я разобрал постель, улёгся и посмотрел на часы, пытаясь фосфорными стрелками загипнотизировать себя. Эти стрелки показывали второй час ночи по амурскому времени. Но обмануть внутренние часы долго не удавалось. Ведь в Минске было только шесть вечера. Промучившись в постели с полчаса, я встал, умылся, достал из сумки несколько листов бумаги и стал сочинять план завтрашних действий.
Коловратов
Срок Коловратов отбывал, работая на той же стройке, только уже за колючей проволокой.
— У вас, — подчёркнуто вежливо, что обычно не предвещало ничего хорошего, сказал следователь, — странный послужной список. Вы вдруг возникли в Севастополе в моряках, потом вдруг оказались среди танкистов?
Что мог ответить ему Коловратов? Он и сам не понимал зигзагов своей судьбы. С началом войны он попросился на фронт. Его направили сначала в штрафную роту, но уже на разборке всех, у кого были небольшие сроки, и кто не имел 58-й, отправляли на фронт обычным порядком. И громила Коловратов понравился какому-то «покупателю» в морской форме.
Так он оказался в Севастополе. Его ремесленное образование пригодилось, и он попал на тральщик помощником моториста.
— В Севастополе я оказался по мобилизации, — сказал Коловратов. — А после ранения меня отправили в госпиталь, в Сталинград. Тогда никто и не думал, что немцы начнут наступление на Сталинград.
— И вы оказались в рядах танкистов?
— Нет, с моими габаритами в танке не поместиться, я был в танковом десанте.
— А кто вас рекомендовал в «Смерш»? — спросил следователь.
— Меня отобрали его представители, — ответил Коловратов.
— Странно всё это, — заметил Попатенко, — с вашей биографией нельзя попасть в «Смерш», а вы в него попали.
— На фронте биографиями не интересуются…
— Интересуются, ещё как интересуются, — не согласился с Коловратовым следователь. — Вот я, например, выяснил, что в Сталинграде при странных обстоятельствах погиб командир вашей роты.
— Там все погибали при таких обстоятельствах, — сказал Коловратов.
— Да, — поддался ему Попатенко, — но перед этим им не угрожали подчинённые…
— Я ему не угрожал…
— То и подозрительно, вы действительно ему не угрожали, но за тем, кто угрожал, стояли вы… Старый зэковский приём — сделать что-либо чужими руками. А теперь скажите, почему вы умолчали о вашей судимости и пребывании в лагере во время беседы в Сталинграде с представителями «Смерша»?
— Меня об этом не спрашивали, да и беседы никакой не было. Меня нашёл Граббе и взял к себе в охрану.
— Есть ещё более странные обстоятельства. Человек, который привёз вас в Севастополь, погиб. Ваш командир роты в Сталинграде — погиб. Граббе, после того, как взял вас к себе, тоже погиб. Как вы можете это объяснить?
— Никак, — коротко и зло ответил Коловратов.
— Правильно, — почти дружелюбно согласился Попатенко. — Однако вам придётся ответить ещё на один вопрос. Куда вы исчезли на целых двадцать четыре часа перед последней операцией в прифронтовой полосе?
Коловратов промолчал.
— Но отвечать на этот вопрос вам придётся уже в другом месте.
Попатенко встал, и тут, словно этого ждали невидимые соглядатаи, открылась дверь, и вошли двое солдат с автоматами.
Попатенко поморщился:
— К чему этот театр. Мы с раненым выйдем во двор, пройдём к выходу, а вы уж потом с автоматами…
В госпитале был тихий час, и Коловратов с Попатенко подошли к машине с будкой никем не замеченными.
Пока один из конвойных бегал за его обмундированием, а затем относил халат, он сидел с Попатенко в будке. Потом следователь выпрыгнул наружу, а вместо него забрались солдаты с автоматами.
— Проваторов, — раздался голос Попатенко.
— Я, таш капитан, — отозвался один из конвойных.
— Будешь за старшего.
— Есть.
Коловратов присмотрелся к своим конвоирам. Бритва ещё не касалась их лиц.
— Давно на службе? — спросил он.
— Разговор-рчики, — прорычал старший Проваторов.
«И то верно», — подумал Коловратов. Однако между тем Коловратовым, который тянул срок с тридцать девятого по сорок первый, и нынешним, впитавшим опыт спецопераций в тылу и вне тыла врага, была дистанция огромного размера. Когда машину начало качать, в голову Коловратова пришла интересная мысль. А что если при очередном качке придать телу дополнительно ускорение и перелететь на противоположную лавку, где сидел второй конвоир. Чуть придержать его автомат и ударить ногой Проваторова, а затем задавить второго. И это должно получиться, поскольку начало его движения ни у кого из конвоиров не вызовет подозрения.
«Я тебе покажу разговор-рчики», — подумал он с некоторым злорадством и стал ждать следующей кочки или впадины на дороге. Кто-то стучался ко мне. Я глянул на часы — была половина девятого. Петрович обещал появиться в девять.
— Да-да, — заорал я, чтобы они не подумали, что номер пуст, — сейчас открою.
Конечно же, я уснул под утро, но спал не более двух с половиной часов.
Я открыл дверь. Передо мной стоял свежий, выбритый и пахнущий одеколоном Петрович.
— Извините, — сказал он, — я на полчаса раньше. Готов проводить вас на завтрак.
— Не стоит — есть я захочу только к обеду. А к выезду готов уже сейчас.
— Хорошо, — ответил Петрович, — я жду вас в машине.
Вода в кране оказалась жёсткой, мгновенно снимала мыльную пену, но я сумел побриться и не порезаться. Затем захлопнул дверь номера и с папкой под мышкой спустился вниз, где у входа в гостиницу меня ждал Петрович.
— Человек, о котором я вчера говорил, — сказал Петрович, — в двух шагах отсюда, может, начнём с него?
— Фёдор Антонович Крючков, — представился человек, о котором мы говорили вчера, когда мы зашли к нему в кабинет, расположенный с торца гостиницы, — чем могу?
Я назвал себя и спросил, не знает ли он некоего Терского, который когда-то служил здесь в погранкомендатуре.
— Знаю, — сказал Крючков, — и очень хорошо.
— Значит, я на верном пути.
— Возможно, — ответил он.
— Петрович сказал, что вы были знакомы с Коловратовым.
— Был, и довольно хорошо, но рассказывать о нём — дело неблагодарное.