— Пройдете смотреть цеха, Никон Сергеевич?
Вместо ответа Перфильев поманил за собой Сидорова и, часто и тяжело отдуваясь, выбрался из диспетчерской. Сидоров, косясь на сидевшего к нему спиной Позднякова, нехотя пошел следом. Отходить от Позднякова не было в его расчетах. «Перфильева песенка спета, — рассудил он, — что мне с него? А с новым хозяином заново надо мир ладить, с первого разу».
На улице, как всегда, стояли нагруженные с верхом автомобили, толпились водители и пассажиры. Первые, заслышав о приезде Позднякова, надеялись поглазеть на него, вторые торопили в Иркутск водителей. Перфильев отвел в сторону Сидорова, строго спросил:
— Кто разболтал Позднякову о списанных «ярославцах»?
— Каких?.. Когда, Никон Сергеевич? — поразился Сидоров. И до того розовые, налитые, что яблоки, щеки его запылали. — Да я его, Позднякова, вот только и увидал…
Перфильев, недоверчиво глядя в бойкие плутовские глазки начальника пункта, нахмурился.
— Ладно, — оборвал он, — я вас допрашивать не собираюсь, но Позднякову кто-то успел рассказать о списанных ЯГах, и может быть неприятность. Машины еще окончательно не списаны, а уже доведены до ручки. Собственно, вам бы самому надо было беречь их до утверждения актов списания, вам первому и отвечать за них.
Яблоки на лице Сидорова потускнели. Выражение покорности и внимания сменила озлобленная гримаса, а рыжие усы-щетки скакнули вверх.
— Это почему же мне первому? А не вы ли, товарищ начальник управления, с директором автобазы детальки с них поснимать приказывали? Вот и записочки ваши у меня. Все, как есть…
Перфильев от внезапной такой дерзости поперхнулся. Никогда Сидоров не говорил еще с ним таким тоном, всегда был исполнителен, вежлив — и вдруг: хамство!
— Вы с кем разговариваете, товарищ Сидоров! Что за тон?!
— Э, — отмахнулся тот, — хватит! Коли по делу хотите говорить, Никон Сергеевич, так извольте. А кричать да запугивать… Два годика, почитай, запугивали…
— Это… это я-то запугивал? — возмущенный наглостью Сидорова Перфильев не находил слов.
— Не я же.
— Ну хорошо… — с трудом выдавил из себя Перфильев. Гнев и бессилие наказать зарвавшегося наглеца разом застряли в горле.
— Вот так-то лучше, Никон Сергеевич, — воспользовавшись паузой, тихо заговорил Сидоров. — Не при капитализме какой живем, можно и без интонациев. — Он продолжал спокойно разглядывать дряблое, обмякшее лицо своего бывшего управителя и мецената.
— Собственно, я вот о чем хотел вас… вам сказать, товарищ Сидоров. — Перфильев все еще не мог прийти в себя. — Мы с Поздняковым сейчас съездим на транзит…
— Транзит?
— Да, на транзит. А вы тем временем постарайтесь ускорить списание «ярославцев». Собственно, автоинспекцией акты уже подписаны, но надо продвинуть их на комиссию при облисполкоме. У вас ведь в инспекции кто-то есть… Родня, что ли?.. Так вы позвоните в Иркутск…
— Вот это другой табак! — довольный, подхватил Сидоров, — И концы в воду, а? Хитро вы!.. А ведь нас, поди, потеряли, Никон Сергеевич? — Сидоров мотнул головой в сторону диспетчерской.
— Да, идемте.
И Перфильев понуро побрел за Сидоровым к диспетчерской.
Поздняков все еще сидел за столом и не спеша просматривал диспетчерский журнал, путевые и контрольные листы и словно забыл о присутствующих. Гордеев, сидя на скамье против Позднякова, молча глядел вокруг, поблескивая стеклами пенсне. Остроносое сухое лицо его было сосредоточенно-безразличным.
Наконец Поздняков встал.
— Ну что ж, можно ехать на Лену.
— Куда?! — вырвалось невольно у Сидорова. Шутка ли, всю ночь провозился он, перекатывая машины и наводя порядок, и вот на тебе — на Лену! — А в автопункт?
— А на транзит? — в свою очередь удивился неожиданному решению Позднякова Перфильев. — Ведь надо что-то решать, Алексей Иванович… Ведь грузы-то прибывают…
— Верно говорит товарищ Перфильев, — несмело вставил один из водителей. — Не принимает качугский транзит грузы, куда возить будем?
Водители оживились.
— И под навесом местов нет. Седня под открытым небом сгрузили.
— Заработков нет, товарищ начальник. Чем семью кормить?
— Из Иркутска в рейс не пускают, в Качуге разгружать не хотят… А мы кто? Не люди?..
Водители, осмелев, заговорили громко, напористо, почти хором, обращаясь более к Позднякову, чем к Перфильеву. И вдруг смолкли: Поздняков молча направился к выходу и, уже приоткрыв дверь, повернулся, бросил Перфильеву:
— Решайте, Никон Сергеевич. А мы с товарищем Гордеевым съездим.
Вздох крайнего удивления всколыхнул наступившую мертвую тишину, когда Поздняков и Гордеев, покинув диспетчерскую, закрыли за собой дверь. Сидоров, опомнясь, кинулся за Поздняковым: Опередив его и предупредительно открыв дверцу машины, заискивающе предложил:
— А может, на автопункт взглянете, Алексей Иваныч? Да и перекат к тому времени присмиреет, легче разглядеть будет…
Поздняков на секунду задержал взгляд на знакомых усиках-щетке, оцепеневших в ожидании ответа колючих глазках.
— Что у вас за машины, товарищ Сидоров? Там, у забора?
Сидорова словно ошпарили кипятком.
— Эти?.. Это ЯГи, Алексей Иваныч…
— Я сам знаю, что ЯГи. Они что, списаны?
Даже по побледневшим щекам Сидорова можно было прочесть, как лихорадочно заработал его слабоподвижный мозг.
— Оформлены, Алексей Иваныч… Все как есть… Вот и Перфильев просил… То есть…
— Что просил?
Сидоров обалдел. Откуда узнал?.. Вот и Перфильев… Сказать правду?..
Поздняков брезгливо поморщился, глядя на жалкую гримасу вместо улыбки Сидорова и, не дожидаясь ответа, стал садиться в машину.
— Товарищ Поздняков! Подождите!..
Поздняков застрял в дверце машины, обернулся, выпрямился во весь рост. Перед ним, несколько потеснив Сидорова, стоял невысокий молодой человек. Житов! Тот самый разочарованный в себе технорук, что чуть не в постель принес ему заявление. Уж не собирается ли он и здесь донимать его тем же…
— Здравствуйте, товарищ Поздняков. Вы еще не решили?.. Здравствуйте, Игорь Владимирович… Я ведь опять со своей просьбой…
Поздняков улыбнулся недоуменно смотревшему на него Гордееву, коротко бросил Житову:
— Садитесь!
— Куда?
— В машину. Вот дорогой нам все и расскажете.
ЗИС-101 сорвался с места и, обдав недвижно застывшего Сидорова морозной пылью, понесся к Лене.
— Вот, Игорь Владимирович, заявление товарища Житова о переводе его в центральные мастерские, — заговорил после некоторого молчания Поздняков, протянув Гордееву сложенный лист бумаги. — Автор заявления считает, что инженеры на автопунктах не нужны. Их место за столом с ватманом и линейкой.
Гордеев принял лист, развернул, передал Житову.
— Что же я разберу в такой тряске? Объяснитесь.
Житов смутился.
— Я ведь писал вам уже, Игорь Владимирович. Это повторение моей просьбы.
— И что же? Разве я вам не ответил?
— Ответили. Отказом.
— Да, именно так. Поймите, молодой человек, что на первых порах всем бывает очень и очень трудно. И вам трудно сейчас. Это естественно. Вам даже чисто житейского опыта еще недостает, а уж где там производственный опыт! Так учитесь! Работа, жизнь — это та же учеба. Постоянная, кропотливая, часто весьма неприятная, но учеба. Вот вы мне жаловались на то, что вас не понимают, что с вами не считаются, вас подменяет руководитель… Увы, это не новость. И пока будет существовать формула: план для плана, а инженерами будут командовать Сидоровы, все останется так, как было. Мы — люди. И люди мы очень разные. Одни недооценивают, принижают себя, другие слишком высокого о себе мнения. Одни терпят, попускаются, сносят, другие — лезут на рожон, рубят… Но мы — люди и вынуждены общаться. А значит, и где-то уступать, в чем-то упорствовать, защищаться. Вы инженер, вам дано больше тех, кто вас еще не понимает, не хочет или, вернее, не может понять. Так пробуйте: убеждайте, доказывайте, — это единственное ваше право…