Пока сестры гремят посудой, служанка, что плетет мои волосы, тихонечко шепчет мне на ухо:
– Одна из ваших предшественниц отравилась насмерть. С тех пор всю еду жен императора проверяют на яд.
– Счастливица, – одними губами произношу я, глядя на женщину через отражение в зеркале.
Ей лет сорок, с бледным лицом и натруженными руками. По всей видимости, она работает во дворце довольно давно, если знает такие подробности. На мгновение я даже порадовалась, что не все вокруг меня враги.
– И вы будете счастливицей, госпожа Эсмиральда, – тут же портит впечатление женщина. – Когда родите императору наследника.
Мое лицо вновь каменеет, и даже в зеркале я вижу словно не себя, а фарфоровую куклу с белоснежным лицом, пустыми голубыми глазами и контрастно черными волосами, словно вороново крыло. Хотя вру, несколько прядей поседели за сегодняшнюю ночь… а ведь мне всего двадцать пять.
Что ж, это было действительно наивно с моей стороны – рассчитывать, будто вокруг найдется хоть кто-то из искренне сочувствующих.
А ведь я бы с удовольствием умерла прямо сегодня, выбросившись из окна, но там решетки. Отравилась бы, но всю еду проверяют. Зарезалась – но никто не даст мне настоящего ножа, только тупые пластиковые заменители.
До меня было слишком много «императриц», которые нашли возможность покончить жизнь самоубийством и не оставили мне шанса на добровольную смерть.
Когда последние волоски заправлены в идеальную прическу, сестры-надсмотрщицы придирчиво оглядывают мой внешний вид, а после прогоняют всех лишних из спальни.
– Ты можешь идти на кровать, – кивает Кимат и обращается к своей сестре:
– Нинат, разожги свечи и подкати еду ближе. Император бывает голоден после секса.
Странное онемение во всех конечностях наконец накрывает меня с головой. Только сейчас я понимаю, насколько мне страшно, и что вот-вот произойдет, что-то жуткое и мерзкое…
– Чего встала? – Вместо свечей Нинат хватает меня за локоть, довольно грубо подтаскивает к огромной постели и чуть ли не бросает на нее. – Особое приглашение нужно?
Я шиплю и пытаюсь отбиться, потому что держит она крепко и синяки мне обеспечены. И если еще десять минут назад я была уверена, что эти двое мне ничего не сделают, так как должны просто наблюдать за тем, что будет происходить в этой комнате, и потом во всеуслышание огласить подданным, что консуммация состоялась, невеста была чиста и невинна, то теперь сомневаюсь.
Потому что в комнату входит Ронан.
Пока я отбиваюсь от Нинат, он недовольно смотрит на вторую сестру, а после злобно бросает:
– Почему она еще дергается? Забыли ваши обязанности?
Даже в таком шоковом состоянии, как сейчас, я понимаю, насколько сильно он нетрезв. Короля пошатывает, но это не мешает ему приближаться к постели.
Кимат тоже оббегает кровать и хватает меня за вторую руку, плотно держа ее за моей головой. Вдвоем с сестрой они сжимают так крепко, что я чувствую себя птицей, пойманной в силки, которой сейчас выломают крылья.
И теперь я ничего не понимаю. Я ведь не собиралась сопротивляться, потому что понимала бесполезность. Хотела просто лежать с закрытыми глазами и терпеть, пока император делал бы свои дела.
Но вместо этого по моим щекам бегут дорожки слез, а я с ненавистью выплевываю вопрос:
– Зачем?
На него отвечает Ронан, параллельно приспуская штаны, а я отворачиваюсь, чтобы не видеть.
– Одна из твоих предшественниц пыталась меня убить. Удивительно цепкая тварь оказалась. Едва не придушила. Так что это подстраховка, сладкая.
– Трус, – давлюсь слезами я, но мое мнение никого не интересует.
Нинат и Кимат лишь сильнее держат меня за руки, вдавливая их в кровать, пока Ронан задирает ночную рубашку наверх, обнажая бедра.
Дальше я просто закрываю глаза и закусываю губу, потому что отчетливо понимаю: ничего не сумею сделать. Абсолютно.
Мне остается только терпеть и молиться, чтобы вялый член пьяного императора не сделал мне ребенка.
Ведь лучше смерть.
Слезы сохнут быстро, и когда все заканчивается – мои глаза сухие. А вот на губах кровавые ранки и вкус металла.
Ронан встает с меня и как ни в чем не бывало идет к столу с едой. Похоже, его не особо волнует, что будет дальше, потому что аппетит, с которым он приступает к трапезе, поражает.
– Лежать потом будешь. – Нинат наконец перестает сжимать мне запястья и делает довольно грубую попытку меня усадить. Я же чувствую себя мешком, набитым ватой, который валится обратно без опоры.
– Нужно снять простынь, – подгоняет Кимат, и пока я просто лежу, они вдвоем умудряются выдернуть из-под меня постельное белье – свидетельство, что обряд полностью завершен.
Старшая сестра тут же уходит вместе с доказательством консуммации, пока младшая собственноручно пытается застелить новую простынь.
Ненадолго в комнате наступает тишина, разбавляемая только шелестом расправляемого белья и звоном посуды на столе у Ронана. Чтобы быть еще более противным, императору не хватает только начать чавкать, но он этого не делает.
Откуда-то из нижних залов раздаются радостный гул и крики. Это пьяная свита так приветствует очередную победу узурпатора на постельном фронте.
Кимат все же удается согнать меня с кровати, и стоит мне встать, я понимаю, как сильно саднит между ног. Боль неприятная, но что еще более гадко – унизительная.
Я нахожу в себе силы, обхожу столик с едой и становлюсь ровно напротив мужа.
– И что, так будет каждую ночь? – не скрывая злости, спрашиваю я. – Они будут держать мои руки, чтобы, не дай бог, не придушила тебя?!
Старик поднимает на меня взгляд и кривит губы.
– Тон сбавь. Ты должна называть меня господин, – пригубляя вино, заявляет он. – Я ведь и наказать могу за дерзость.
С моих губ слетает нервный смешок.
– Даже самый страшный ад не продлится дольше месяца. Гос-подин.
– Месяц может пройти по-разному. – Ронан отставляет кубок в сторону и поднимается в полный рост.
И я в очередной раз чувствую себя ничтожеством рядом с ним, потому что даже будучи пьяным и старым, он подавляет своей мощью. Она в надменном взгляде, в развороте плеч и даже в безобразном шраме через все лицо.
– Нинат и Кимат нам больше не понадобятся, – наконец отвечает он на первый вопрос. – Сегодня они были здесь, потому что того требовал обряд. Но уже завтра я покажу, как умею сам справляться со строптивицами.
Он выходит, и вторая надсмотрщица спешит за ним. Когда дверь закрывается, я слышу, как щелкает замок. Даже здесь император проявил трусость, заперев меня, чтобы не сбежала.
Несколько мгновений я осмысливаю ситуацию, а потом бегу в ванную комнату, где под струями воды долго смываю следы секса и его семени. Если бы было можно, я бы вымыла себя изнутри, чтобы избавиться даже от молекул, которые мог оставить во мне Ронан.
Но жаль, что это так не работает.
Мужчинам из дома Жизни всегда подходили только избранные женщины. Это даже не мистика, это генетическая совместимость на не до конца исследованном уровне. Было что-то в их крови, что не позволяло иметь детей от первой встречной. И только Дизайнер Жизни мог разглядеть ту самую. Причем на поиски порой уходил не один год. Например, своему брату бывший император так и не нашел истинную жену… зато для сына сумел разглядеть в едва появившейся на свет мне.
У таких пар беременность наступала очень быстро. Максимальный срок, задокументированный в истории – три недели.
А у невест Ронана не было возможности даже схитрить и зачать от кого-то другого. После завершения обряда понести было можно только от него. Эдакая гарантия верности – привязка к единственному мужчине.
«Мое тело – это твое тело» – опять вспомнились слова клятвы…
Когда же у Ронана ничего не выходило, он безжалостно избавлялся от жены и брал новую.
Ведь по законам у королевского рода нет разводов, у них может быть только траур, и то не очень долгий…