Из-за пазухи выпали и ударили его по ноге какие-то дощечки.
Инок нагнулся, поднял - и толкнул Стеньку в бок.
- Слышь-ка... Это в приказ снести надобно...
Стенька прижимал ухо к груди ребенка, все больше и больше убеждаясь, что помощи не требуется никакой. Он кинул взгляд на дощечки, вовсе не желая их разглядывать, а чтобы с полным основанием послать навязчивого инока туда, куда в таких случаях всякому русскому человеку посылать навычно.
И увидел буквы...
Дощечек было несколько, широких и плоских, тоньшины такой, что даже непонятно делалось, как их только вырезали. Сшитые ремешком, они представляли собой что-то вроде книжки.
- Что за притча! - изумился он. Инок же раскрыл деревянную книжицу, свел негустые бровки, пытаясь прочитать первую строку - да и поднял на Стеньку светло-голубые удивленные глаза:
- Не по-нашему писано-то...
- Со мной пойдешь, донесешь до приказа, - велел Стенька мужику, что обнаружил в санях замерзшего парнишку. - Сказку от тебя отберем - кто таков, как к тебе в розвальни мертвое дитя попало...
- Да я откуда знаю! - воскликнул в отчаянии мужик. - Вчера еще ничего там не было! Он не иначе как ночью туда забрался!
- С чего бы ночью тула забираться? - спросил Стенька и наконец-то соблаговолил приглядеться к буквам.
- Как это не по-нашему? Вот же тебе...
И замолчал.
Он хотел назвать знакомую, хотя и странно выписанную, словно коротким лезвийцем вырубленную черную букву положенным ей именем, но вдруг понял, что и "глаголь" не туда нацелен клювиком, и "живете" - странного вида, а прочие знаки вообще ни в одной прописи не встретишь... И более того строки лежали не поперек деревянных страниц, а вдоль их, так что и держать диковинную книжицу следовало необычным образом.
- Говорят тебе, тащи в приказ! - велел инок.
- Да ты кто таков! .. - начал было Стенька, но инок, видать, человек опытный, сунул ему в руки находку и, ни говоря ни слова, нырнул в толпу. Оно и верно - кому охота с Земским приказом связываться?..
- Пошли, что ли? - и Стенька, раздвигая скопившуюся толпу, пошел к приказу, а мужик с парнишкой - за ним.
Земский приказ имел особую избу со двором, где выставлялись для опознания поднятые на на улицах мертвые тела. Туда-то и хотел доставить Стенька мертвого парнишку. Наверняка ведь родные ищут! Парнишка с виду не сирота - шубенка крепкая, сапоги хоть и великоваты на вид, но справные, не лапти с онучами! Что же тот парнишка ночью на торгу в санях-то искал? В пустых распряженных санях?..
Или кто его туда уже мертвого сунул?..
При мысли, что нашелся на Москве аспид, убил ребенка и спрятал труп, Cтеньку передернуло. И тут же он сам себе возразил - в сани-то зачем? Ночью снег шел - подкопай сугроб, как все делают, да и сунь, да и завали снежными комьями, да еще сверху присыплет, оно и незаметно выйдет! После Пасхи лишь и обнаружится... Так нет же - в сани! ..
Деревнин встретил их на крыльце. Он явно собрался уходить - коли бы в Кремль побежал, так выскочил бы без шубы, в одном подбитом заячьим мехом длинном кафтане.
- Чем разжился, Степа? - благодушно обратился он.
- Вот, мертвое тело в санях нашлось, сказку отобрать надобно.
- У тебя, что ли? - спросил подьячий мужика. - Ну-ка, покажи...
Он поглядел в неживое лицо парнишки и громко, горестно вздохнул.
- Царствие небесное! Какая же это дурища-бабища дитя на ночь глядя в дом не загнала?..
- Вот и я толкую - не сирота! - добавил Стенька, хотя ни слова еще сказать не успел.
Мужика препроводили в избу, что жалась к самой кремлевской стене, и там лишь избавили от тела. Парнишка был помещен на соломе, между молодой еще женкой с разбитой в кровь головой и старым, раздетым до исподнего человеком.